– Вы брали ее на руки, когда перевозили в кабине
лифта? – снова спросил Дронго.
– Раньше нет, но за день до смерти брали, – кивнул
Дарсалия, – у нас на верхних этажах шел ремонт, и поэтому в кабине лифта
убрали ковер. А мы не хотели, чтобы она пачкалась, поэтому брали ее на руки...
Какое это имеет значение сейчас. Она погибла, и никто нам ее уже не вернет.
Извините меня, я не могу больше с вами разговаривать.
– Когда вы держали ее в руках, она лизнула кнопки на панели? –
спросил Дронго. – Скажите мне, она это сделала?
– Я не помню, – ответил старик, – какое это имеет
значение. Она была надежным другом. Нет, даже не так. Она была нашим
единственным оставшимся другом.
– Борис, кто это пришел? – раздался старческий женский
голос из спальной.
– Лежи, это ко мне, – крикнул старик. – Вы ничего
нового мне рассказать не сможете, – горько добавил он, – только
сделаете мне больно. Уходите.
– Она лизнула панель или нет? – настаивал
Дронго. – Это исключительно важно.
– Я не помню. – Он медленно закрыл дверь.
Дронго остался стоять перед закрытой дверью. Он не знал, как
ему реагировать. Позвонить еще раз? Но ему так не хотелось беспокоить этих
несчастных стариков. Не звонить? Но он обязан довести расследование до конца.
Он колебался. Затем поднял руку, чтобы еще раз позвонить. И в этот момент дверь
открылась, словно старик почувствовал его жест.
– Она лизнула панель, – подтвердил он, – если вам
это нужно. Моя жена вспомнила, что она лизнула панель.
Дверь снова закрылась. Дронго повернулся к кабине лифта.
Теперь он внимательно изучал эту панель. Теперь он хотя бы знал, где и каким
образом было совершено преступление. Очевидно Вилаят Ашрафи после выставки
приехал домой. Он заранее знал, что будет дома не очень долго, так как
предупредил свою домработницу о том, что быстро уедет. Убийца наверняка знал,
что Ашрафи поедет в лифте один. Значит, убийца вошел в кабину лифта за
несколько минут до приезда бизнесмена и нанес яд на кнопку восемнадцатого
этажа. Дронго подумал, что сегодня несколько раз нажимал эту кнопку. Он
опасливо покосился на свой палец. Нет, здесь яда уже не может быть. Ашрафи
вошел в кабину и нажал кнопку, получив порцию яда столь необычным способом.
Затем вышел из кабины лифта, вошел в квартиру, запер дверь. Прошел к дивану, очевидно
яд уже начал оказывать свое действие. Он лег на диван и умер. Убийца снова
вошел в кабину лифта и тщательно стер яд с кнопки. Для совершения убийства ему
нужна была только кабина лифта. И он точно знал, что нельзя появляться на
лестничной клетке восемнадцатого этажа, где были установлены камеры.
Теперь все сходится. Тайна невероятного преступления
раскрыта. Очевидно во время ремонта наверху, когда из кабины убрали ковер,
хозяева мопса перевозили его на руках. И в какой-то момент собачка лизнула
панель. Возможно, некоторое микроскопическое количество яда протекло между
кнопками. Для человека такая доза могла быть болезненной, но не смертельной. А
для маленького мопса через язык могла попасть ничтожная доля, которая стала для
него смертельной. Только этим можно объяснить внезапную гибель здоровой собаки.
Возможно, убийца понял свою оплошность и вторично обработал панель, чтобы не
оставлять никаких следов. Сейчас на ней уже ничего невозможно обнаружить.
Из этого следуют некоторые очевидные вещи. Убийца был знаком
с погибшим бизнесменом. Он живет в доме и знает, как работает система
наблюдения. Он не приезжал в дом в тот роковой день, ведь всех побывавших здесь
наверняка проверяли в прокуратуре и в ФСБ. Значит, этот человек жил в доме. У
него была возможность убрать остатки яда сразу после появления Ашрафи. И он
точно знал, что Ашрафи приедет. Остается узнать, с кем мог разговаривать
погибший в тот день и кто именно живет в остальных квартирах. Вейдеманис
говорил, что химиков здесь нет. Но не обязательно, чтобы отравитель жил в этом
доме. Возможно, убийца имеет своего знакомого химика или подручного, через
которого достает нужный яд.
Теперь нужно выяснить, кто и почему убил бизнесмена. Если
это политическое преступление, то почему они не обработали панель таким
образом, чтобы исключить возможность гибели собаки. Нет, не похоже. Это скорее
бандитский почерк. Но Изумрудов был достаточно серьезным человеком. Если бы это
убийство совершил кто-то из криминального мира, то Изумрудов об этом знал бы
наверняка. Интересное положение.
Дронго вышел на девятнадцатом этаже. Осмотрел лестничную
клетку. Если предположить невероятное, что убийца спустился вниз каким-то
неведомым образом? Нет, такое случается только в кино. Он услышал, как
отворилась дверь одной из квартир, как раз той, которая была напротив. Оттуда
вышел мужчина лет шестидесяти. Он взглянул на Дронго и вежливо поздоровался:
– Добрый день.
– Здравствуйте, – машинально кивнул ему Дронго.
Незнакомец повернулся к лифту, собираясь вызвать кабину. И
снова обернулся.
– Простите, – сказал он извиняющимся тоном, – вы
не господин Дронго?
Мужчина был одет в дорогую дубленку, на ногах сапожки. В
руках он держал ондатровую шапку. Дронго взглянул на незнакомца. Характерное
вогнутое лицо, светлые, почти рыжие волосы. Кустистые брови, изогнутый как клюв
нос. Где он его видел? Память на этот раз не подвела.
– Это вы, Давид Аронович, – обрадовался Дронго. –
Вы живете здесь?
– Вот именно, – кивнул тот, – а я смотрю и думаю,
вы это или не вы. Какими судьбами, господин эксперт?
– По своим делам, – неопределенно ответил Дронго.
– Догадываюсь, – улыбнулся Давид Аронович. –
Насчет убийства этого арабского бизнесмена, которого отравили на восемнадцатом
этаже. Вы знаете, я ничего не имею против арабов, но он вел довольно разгульную
жизнь, часто приглашал к себе таких дорогих девочек.
– Откуда вы знаете? Может, это были его гостьи?
– Я уже пожилой человек, господин Дронго, и умею отличать
обычных женщин от тех, кого покупают за большие деньги. Этих привозили на
специальных машинах с охраной. Я все видел...
– Может, в таком случае вы знаете, кто его убил?
– Этого я не знаю, – хитро улыбнулся Давид
Аронович, – но если такой человек, как вы, взялся за расследование этого
преступления, то я думаю, вы его раскроете. Может, зайдем к нам? Соня будет вам
очень рада.
– Нет, спасибо, в следующий раз, – ответил
Дронго. – Спасибо за приглашение. А вы давно переехали в Москву?
– Уже двадцать лет. Еще до этого распада, – ответил
Давид Аронович. – Как поживает ваш папа? Он тогда очень помог мне, и я
этого никогда не забуду.
Отец Дронго был известным адвокатом, и он тогда вытащил
одного из самых талантливых «цеховиков», работавших в Баку, – Давида
Ароновича Савицкого, из тюрьмы. Во времена, когда оправдательный приговор был
почти немыслимой роскошью, дело отправили на доследование и затем закрыли,
выпустив Савицкого за недоказанностью обвинения. Самое смешное заключалось в
том, что Давид Аронович действительно нарушал все советские законы о
кооперации, частном предпринимательстве и хищениях государственной собственности
в особо крупных размерах. Но делал это таким безупречным образом, что не
нарушал советских законов. Формально не нарушал. Однако ОБХСС получил задание
посадить Савицкого в тюрьму от партийных органов. И его посадили без
достаточных улик и без всяких оснований. В любой демократической стране мира
его бы сразу оправдали. Но тогда дело растянулось на два года и закончилось
освобождением Савицкого. Он этого никогда не забывал.
