Вошел посыльный и, передав ей документ, сразу удалился. Франсис догадалась, что это, когда увидела подписи членов комиссии, созданной для расследования смерти сэра Томаса Овербери, и среди них стояла подпись сэра Эдуарда Коука.
Ей предписывалось оставаться в доме в Блэкфайарсе, если он готов для нее, или отправиться в дом лорда Ноллиса рядом с ареной для турниров. Когда она сделает выбор, то должна оставаться в своей комнате и не встречаться ни с кем, кроме необходимых ей слуг, до тех пор, пока не ознакомится с повелением его величества.
Это было то, чего боялась Франсис. Она стала пленницей.
* * *
Расхаживая туда-сюда по комнате, Франсис слышала звон колоколов.
Она сильно отяжелела, будучи на седьмом месяце беременности, и временами желала себе смерти. Ей обещали отсрочку до рождения ребенка, но, когда она оправится от родов, настанет ее очередь.
Дженнет находилась с ней. Иногда Франсис казалось, что она больше не вынесет пристального взгляда этой женщины. В ее глазах больше не было дерзости. Дженнет была напугана не меньше, чем она сама, явно жалея о том, что отвела ее к Анне Тернер.
– Мне бы хотелось, чтобы этот звон прекратился, – сказала Франсис.
– Звонят по Ричарду Уэстону, – отозвалась Дженнет.
– А колокола звучат радостно.
– Так должно и быть, потому что преступник уличен и приговорен к смерти.
– Помолчи!
– А вы ожидали, что Лондон погрузится в траур по Уэстону, миледи?
Франсис не ответила. Она сидела, опустив голову и теребя пальцами платье.
– Интересно, что он наговорил на допросе!
– Он всегда был трусом, миледи. Франсис стала бить дрожь, и Дженнет принесла ей шаль.
– Дженнет, – приказала Франсис. – Сходи посмотреть, чем все закончится, а потом расскажешь мне.
Дженнет послушно встала. Проталкиваясь через толпу к виселице на Тайберне, она убеждала себя, что ни в чем не виновата. Она ничего не сделала. Нет закона, запрещающего знакомить одного человека с другим, а если эти люди вместе замыслили убийство, ее это не касается.
Видеть знакомого человека, которого везут на казнь, было не слишком приятно, и Дженнет пожалела, что пошла. Люди кругом говорили о сэре Томасе Овербери.
– Я слышал, что Уэст только дал яд, за что ему хорошо заплатили.
– Те, кто могут себе позволить хорошо заплатить.
– Слышали, что он говорил? Что крупная рыба ускользнет из сетей, пока мелкую рыбешку будут судить.
– О, а мы слыхали другое. Милорд и леди Сомерсет…
– Король не допустит, чтобы Сомерсета и пальцем тронули…
Толпа чуть было не сбила Дженнет с ног.
Она посмотрела на виселицу с раскачивающейся петлей. Уэстон разговаривал со священником, который ехал с ним в телеге. Когда петлю уже собирались накинуть ему на шею, к месту казни прибыла группа всадников.
Зрители удивленно ахнули, увидев, что группу возглавляет сэр Джон Лидкотт, который доводился сэру Томасу Овербери зятем.
Палач остановился, и все услышали, как сэр Джон спросил:
– Ты отравил сэра Томаса Овербери?
– Вы неверно обо мне судите, – ответил Уэстон.
Сэр Джон обратился к толпе:
– Этот человек укрывает кого-то из высокопоставленных лиц.
Но палач продолжил свое дело, сказав, что у него приказ, и Уэстон получил по заслугам.
– Дело на этом не окончится! – крикнул сэр Джои. – Это только начало!
Когда вешали Ричарда Уэстона, толпа молчала. Дженнет отправилась назад к своей хозяйке. Вряд ли она могла ее утешить.
* * *
Это действительно было только начало.
Через месяц на казнь повезли Анну Тернер, признанную виновной и приговоренную к повешению. Она была так хороша в своих желтых накрахмаленных рюшах покроя и цвета, которые всегда предпочитала и которые многие женщины копировали с нее, что толпа в молчании смотрела, как ее ведут на смерть, и ни один голос не оскорбил ее.
Но каждая женщина, у которой были желтые рюши, решила никогда больше их не носить. Мода, которую породила Анна Тернер, умерла вместе с ней.
В начале перекрестного допроса она изо всех сил старалась обелить Франсис, но, когда поняла, что все известно, когда ей предъявили письма, которые Франсис писала Форману, и восковые фигурки, она поняла, что запираться бессмысленно.
– Будь проклят тот день, когда я познакомилась с леди Сомерсет! – с горечью воскликнула она. – Моя любовь к ней и уважение к ее величию принесли мне лишь собачью смерть.
Анна встретила смерть храбро, подтвердив признание на виселице. Ее брат, который занимал хороший пост на службе у принца Уэльского, ждал в экипаже, а потом отвез тело в церковь Святого Мартина в полях, чтобы достойно похоронить.
Следующим должен был умереть сэр Джервас Хелвиз. Ему ставили в вину то, что он знал о попытках отравить сэра Томаса Овербери, но не предпринял ничего, чтобы предотвратить преступление. Фактически он сделался пособником, позволив совершить убийство у себя на глазах. За ним последовал Франклин.
* * *
Франсис знала, что у нее еще оставалось немного времени из-за ребенка, которого она носила под сердцем.
Беременную женщину не поведут в суд.
– Мне остается только одно, – говорила она Дженнет, – умереть. Я не переживу рождения своего ребенка.
Дженнет не могла утешить ее – она слишком боялась за свою жизнь. Уэстон был прав, когда говорил, что мелким рыбешкам не будет пощады.
Но все ждали, когда крупная рыба попадет в сети. По всей стране росло возмущение, потому что уже четверых казнили за убийство сэра Томаса Овербери, а главные виновники до сих пор не предстали перед судом.
– Что мне делать? – стонала Франсис. Ребенок родился в пасмурный декабрьский день. Служанки принесли ей младенца.
– Девочка, – сказали они ей.
Франсис посмотрела на малышку, и ей так стало жаль себя, что на личико ребенка упали слезы.
– Дитя родилось, – сказала она, – а я все еще жива. О, что со мной будет?
Франсис пребывала в глубоком отчаянии, потому что знала, что теперь скоро ей предстоит предстать перед правосудием.
Ей пришло в голову, что, если она назовет свою дочь Анной, королева, возможно, будет довольна и постарается помочь своей тезке, а как она лучше всего сможет помочь малышке, если не проявив заботу о ее матери?
Итак, леди Анна Карр приняла крещение, но королева Анна и двор проигнорировали это событие.
Франсис поняла, что к ней не будет особого отношения. Она должна предстать перед судом.
