С губ сорвался всхлип, из глаз брызнули слезы. Я кончила, низом живота прошлась серия коротких яростных спазмов. В отличие от Яна, Тимур кончал только в меня. Оглушенная, я чувствовала, как его сперма течет у меня по ногам. Алмазов отстранился, медленно меня поцеловал и поправил брюки.
— Ян? Ты что-то хотел или…
— Хотел, — с трудом заставил себя улыбнуться Волков. — Только после такого шоу вряд ли вспомню, что это было.
— Да, о двери мы-то и не подумали.
— Хорошо, что это был я.
Не слыша больше ничего, я поправила юбку и, босая, побрела к ванной. Туфли давно уже потерялись. Я включила воду, подставила под воду запястья и стояла так, пока от холода рукам не стало больно. На пятки нам наступал Новый год, и мне так хотелось оставить все плохое в прошлом.
Я привела себя в порядок и вернулась в кабинет. В сумраке комнаты я не сразу заметила Волкова. Он стоял у противоположной стены, сложив на груди руки.
— Где Тим? — осторожно спросила я.
— Его утащили девочки из проектного.
— Наверное, заставят одеться Дедом Морозом, — улыбнулась я, направляясь к двери.
— Кать, постой!
Я занервничала и обернулась. Ян шел мне навстречу. Большой, сильный, надежный…
— Да? — сглотнула я.
— Уходи от него.
— Что?
— Уходи от него. Тебе это всё не надо, понимаешь? Тебе один нужен, тот, кто сможет оценить, какое ему досталось сокровище.
— Ты сейчас что-то не то говоришь, — прошептала я, отступая. Знал ли он, как это невыносимо слышать? Знал ли он…
— Пожалуйста… Я разведусь. Мы поженимся. И, клянусь, я никогда не посмотрю на сторону. Я… люблю тебя, Кать.
— Не надо, пожалуйста, Ян… Не надо!
— Он не ценит тебя! А я буду! Я сделаю все, чтобы ты никогда об этом не пожалела. Я смогу обеспечивать тебя, стану отцом твоим детям…
— У моих детей уже есть отец! Остановись…
Волков прижал меня к стене. Уперся ладонями в стену по обе стороны от моего лица. Я уже обулась, и наши взгляды оказались на одном уровне. Я видела в них одержимость, слышала, как грохочет его сердце, и чувствовала стояк, прижимающийся к моему животу. Я ощущала запах, который в последнее время вызывал во мне столько эмоций. Руки, подарившие мне удовольствие, ласку… Всем телом, всем своим существом я тянулась к мужчине, который помог мне подняться. Но… любила ли я его? По-настоящему? Даже думать об этом мне было страшно. Это так сильно выбивалось из того, к чему я стремилась, решаясь на свинг.
Руки у лица сжались в кулаки. Ян наклонил голову, разрывая контакт. Я закрыла глаза и откинулась затылком на стену.
— Пожалуйста, просто подумай об этом. Я дам тебе то, что Алмазов не смог. Я буду любить тебя. Безоговорочно. Я сдохну ради тебя, Кать.
Глава 22
Новый год в том году мы встречали дома. Были только свои. Дети, свекровь… И было это как-то странно натужно. Неестественно. Будто каждый из нас играл свою роль в новогоднем спектакле. Лишь дети, кажется, не заметив нашего настроения, радовались найденным под елкой подаркам и о чем-то громко спорили, в попытке разделить огромную гору празднично упакованных коробок и свертков на две горки поменьше.
Пробка от шампанского вылетела с громким хлопком. Я вздрогнула, подняв взгляд на мужа, который, подмигнув мне, принялся наполнять бокалы.
— Я не буду, сынок.
— Совсем немного. Для настроения…
— Какое уж тут настроение, Тим, — вздохнула Альфия.
Я склонилась к свекрови и сжала ее сухонькую руку. Она как будто не жила, после смерти Бакира. И разве можно было ее за это винить? Это мы с Тимуром нашли для себя действенный способ забыться. А Альфия… ей совершенно не на что было переключиться.
— Все будет хорошо, мама, — прошептала я. — Все будет хорошо.
— Ох, куранты! — заорал Дамир.
— Загадывай желание! Скорее! — вскочил Назар и понесся к столу, на котором небрежно бросил записку со старательно законспектированными желаниями. Список получился большим. Назар скомкал его, сунул в рот и принялся жевать. Мы с Тимуром рассмеялись, наблюдая за младшеньким. Взяли бокалы, стукнулись и осушили их до самого дна, несмотря на то, что от газов на глазах выступили слезы. Такая традиция. Нельзя нарушать.
По телевизору шел какой-то дурацкий концерт, на столе подсыхали угощения. Я встала.
— Ты куда?
— Немного приберу. Чтобы не кисло.
— Давай помогу?
— На надо, — чуть более резко, чем стоило, ответила я. Если Тимур и удивился, то виду не подал. Я схватила первую попавшуюся тарелку, собрала использованные салфетки и пошла в кухню. Я задыхалась и больше не могла делать вид, что все хорошо. Может быть, всему виною была усталость. Последние дни старого года я считала коммерческое предложение для Егорова. От этого тендера зависело будущее нашего с Тимуром дела. И я просто не могла подвести мужа. Просыпалась рано, засыпала поздно… От цифр троилось в глазах. Но мне было все равно. Я вбивала данные в бесконечную таблицу и молилась, чтобы нашу цену не перебили.
А еще… еще я старалась не думать о Волкове. О его словах… Которые все равно проникали в мое сознание. Вдруг все стало так сложно. Я запуталась. И ничего уже не знала наверняка. Что правильно, а что нет? Чего я хочу? Что мне действительно нужно? И злилась… очень злилась на Тима. Потому что это он… Он, и только он посеял во мне зерно сомнения. Заставил сомневаться там, где сомневаться не приходилось. Поколебал незыблемое. Видит бог, я никогда ни на секунду не сомневалась в том, что люблю его, и в том, что буду любить. Я даже сейчас была в этом уверена, но… Если раньше моя любовь была истиной, не требующей доказательств, то теперь я неосознанно и во всем искала ей подтверждение. Самой себе я напоминала человека с вживленным кардиостимулятором. Вроде бы мое сердце билось… Но если раньше я не обращала внимания на этот процесс, то теперь бесконечно к себе прислушивалась. Стучит ли? Стучит… А если бегом на девятый этаж? Выдержит… или откажет?
На талию легли сильные руки. За прошедшие месяцы Тимур практически вернул себе форму. Говорят, если видеть человека регулярно, такие вещи не замечаются, но… Я замечала буквально все. И гордилась им, как мать-первородка на контрольном взвешивании чада.
— Чего грустишь?
— Грущу? Нет… Просто смотрю на фейерверки. В этот раз Марьины расстарались.
— Нам, наверное, тоже стоило купить пару коробок.
— Купим в следующем году, — как-то устало вздохнула я, поворачиваясь в объятиях мужа. На секунду мне показалось, что Тим хочет спросить, а будет ли у нас этот год. Но он промолчал. А я высвободилась из его рук и, открыв посудомойку, принялась сгружать в нее грязные тарелки. Чуть позже к нам присоединилась Альфия, и разговор перетек на ничего не значащие темы.