Он даже меня воспринимал как данность – так что, сама понимаешь, у меня не было выбора, кроме как воспылать к нему неодолимой страстью.
Энтони жил в Вест-Сайде, на Сорок девятой улице, между Восьмой и Девятой авеню, на четвертом этаже многоквартирного дома. Жилье он делил с братом Лоренцо, шеф-поваром ресторана в Латинском квартале, где Энтони подрабатывал официантом, пока не подвернется очередная роль. В той же квартире когда-то жили его родители, но оба умерли – о чем он сообщил мне без видимой печали и сожаления. Смерть родителей он тоже воспринимал как данность.
Адская кухня породила и воспитала Энтони. Сорок девятая улица текла у него в жилах. Он вырос, играя в мяч в здешних закоулках, и научился петь в паре кварталов от дома, в Церкви Святого Креста. В последовавшие за нашим знакомством месяцы мне предстояло хорошо узнать этот район. Квартиру Энтони я изучила как свои пять пальцев и до сих пор вспоминаю с особой теплотой – ведь именно в кровати его брата Лоренцо я впервые испытала оргазм. (Своей кровати у Энтони не было: он спал на диване в гостиной. Поэтому мы пользовались постелью его брата, пока тот был на работе. К счастью, Лоренцо трудился допоздна, и я успевала вдоволь насладиться юным Энтони.)
Я уже говорила тебе, Анджела: чтобы женщина научилась получать удовольствие от секса, требуются время, терпение и прилежный партнер. Влюбившись в Энтони Рочеллу, я обрела и первое, и второе, и третье.
Мы с Энтони очутились в постели Лоренцо уже в первый вечер нашего знакомства. После проб в «Лили» он поднялся наверх, чтобы подписать контракт и забрать у Билли копию сценария. Когда взрослые дела были сделаны, Энтони ушел. Но Пег тут же велела мне догнать его и обсудить костюмы. Я с радостью бросилась выполнять ее просьбу. Так быстро я еще никогда не бегала.
Догнав Энтони на тротуаре, я схватила его за руку и представилась, одновременно пытаясь отдышаться.
Вообще-то, обсуждать было нечего. Костюм, в котором он пришел на пробы, идеально подходил для роли Счастливчика. Разве что слишком современный, но с подтяжками и ярким галстуком будет самое то. Дешево и мило – так и должен одеваться Счастливчик Бобби. О чем я – весьма опрометчиво – и сообщила Энтони: мол, костюм идеально подойдет для роли, потому что он дешевый и милый.
– Дешевый и милый, значит? – уточнил он. – Это ты про меня? – В глазах у него плясали веселые искорки.
Глаза у него были удивительные – темно-карие, живые. Его как будто все время что-то забавляло. Присмотревшись к нему вблизи, я поняла, что он старше, чем казалось со сцены, – не долговязый юнец, а скорее стройный молодой человек ближе к двадцати девяти годам, чем к девятнадцати. Но из-за худобы и беспечной походки он действительно выглядел много моложе.
– Может, и про тебя, – ответила я. – Хотя в дешевом и милом нет ничего плохого.
– А ты у нас дорогая, значит. – Он неспешно окинул меня оценивающим взглядом.
– Но ведь милая?
– Очень.
Мы молча смотрели друг на друга. Ни слова не говоря, мы активно обменивались информацией – и наши взгляды были красноречивее любых речей. Разговор без слов – это и есть флирт в чистом виде, Анджела. Серия безмолвных вопросов, которые одна сторона задает другой одними лишь глазами. И ответ всегда один и тот же.
«Возможно».
Мы долго смотрели друг на друга, обмениваясь безмолвными вопросами и каждый раз отвечая: «Возможно, возможно, возможно». Молчание так затянулось, что стало неловким. Но из упрямства я не собиралась ни отводить взгляд, ни заговаривать первой. Наконец Энтони рассмеялся, и я тоже.
– Как тебя зовут, куколка? – спросил он.
– Вивиан Моррис.
– Ты свободна сегодня вечером, Вивиан Моррис?
– Возможно, – ответила я.
– То есть «да»? – уточнил он.
Я пожала плечами.
Он склонил голову набок и шагнул ближе, по-прежнему улыбаясь.
– Да? – спросил он снова.
– Да, – ответила я, решив, что хватит с меня «возможно».
Однако Энтони повторил еще раз:
– Да?
– Да! – сказала я погромче, решив, что он не расслышал.
И снова:
– Да?
И тут я поняла, что спрашивает он о другом. Не об ужине и не о кино. А о том, свободна ли я для него самого.
– Да, – ответила я совсем другим тоном.
Через полчаса мы лежали в постели его брата.
Я сразу поняла, что меня ждет совсем не тот секс, к которому я привыкла. Во-первых, в кои-то веки я была трезвой как стеклышко, и мой партнер тоже. Во-вторых, никакой гардеробной ночного клуба, никакой торопливой возни на заднем сиденье такси. Возни и близко не было. Энтони Рочелла не спешил. Во время секса он любил поговорить, но его, в отличие от доктора Келлогга, мне совсем не хотелось затыкать. Ему нравилось задавать мне игривые вопросы, от которых я просто таяла. По-моему, ему просто нравилось снова и снова слышать мое «да», а я была только рада стараться.
– Ты очень красивая, ты в курсе? – спросил он тогда, закрыв за нами дверь.
– Да, – ответила я.
– А сейчас ты сядешь на кровать рядом со мной, верно?
– Да.
– Ты ведь знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, потому что ты очень красивая?
– Да.
И господи боже, что это был за поцелуй. Взяв мое лицо обеими ладонями и сомкнув длинные пальцы у меня на затылке, он мягко касался губами моего рта, словно пробуя его на вкус. Эта часть любовной игры – поцелуи, которые мне очень нравились, – с другими парнями обычно заканчивалась слишком быстро, но Энтони будто и не собирался переходить к следующей стадии. Впервые меня целовал тот, кто получал удовольствие от поцелуев не меньше моего.
Прошло много времени – очень много, – прежде чем он наконец отстранился.
– Вот что мы сейчас сделаем, Вивиан Моррис. Я останусь сидеть вот тут, на кровати, а ты встанешь под лампой, на свету, и разденешься для меня.
– Да, – ответила я. (Начав говорить «да», уже невозможно остановиться!)
Я встала в центре комнаты, как он и велел, под лампой. Сбросила платье, перешагнула через него и картинно развела руки, скрывая собственное волнение: «Та-да!» Однако, едва платье упало к ногам, Энтони широко улыбнулся, и меня обожгло стыдом: ведь я такая тощая, да и грудь совсем маленькая. Когда он заметил выражение моего лица, улыбка стала мягче, и Энтони сказал:
– Нет-нет, куколка, я смеюсь не над тобой. Я смеюсь, потому что ты мне очень нравишься. Такая прыткая, просто прелесть. – Он встал и подобрал с пола мое платье: – Надень-ка.
– Ой, прости, – забормотала я. – Ничего страшного, все нормально. – Я вообще ничего не поняла, но подумала про себя: «Я сплоховала, всему конец».
– Нет-нет, послушай, детка. Сейчас ты наденешь платье, а потом я попрошу тебя снова снять его для меня. Но только теперь растяни удовольствие, ладно? Не гони во весь опор.
