Неужели Пег и Оливия лесбиянки?
Быть такого не может. Ведь Пег замужем. А Оливия… бог ты мой, это же Оливия. Самое бесполое существо на свете. Насквозь пропахшее нафталином. Но с какой еще стати двум немолодым женщинам так крепко обниматься в темноте, пока Бенджамин играет для них самую грустную любовную песню в мире?
Да, в тот день они поссорились, но разве так люди мирятся со своими секретаршами? Хоть я и не слишком разбиралась в деловых отношениях, ясно же, что эти объятия были далеки от деловых. Как и от дружеских. Я сама каждую ночь спала в одной кровати с женщиной, и не какой-нибудь, а одной из красивейших женщин Нью-Йорка, – но мы с ней ни разу так не обнимались.
А если они все-таки лесбиянки, то с каких времен? Оливия работала на Пег с Первой мировой войны. Она познакомилась с Пег раньше, чем с Билли. Они всегда были любовницами или стали ими только сейчас? И кто в курсе их отношений? Знает ли Эдна? А мои родители? А Билли?
Бенджамин точно знает. Во время той сцены его смущало лишь одно: мое присутствие. И часто ли он играет для них на пианино, чтобы они вот так потанцевали? Что на самом деле творится в этом театре за закрытыми дверями? Не потому ли Билли и Оливия так недолюбливают друг друга? Быть может, на самом деле вопрос не в деньгах, выпивке и власти, а в сексе? (Память услужливо подкинула реплику, которую Билли бросил Оливии на прослушиваниях: «Было бы странно, если бы наши вкусы на женщин всегда совпадали».) Неужели Оливия Томпсон – с ее бесформенными шерстяными костюмами, воинствующим ханжеством и сжатым в ниточку ртом – на самом деле соперница Билли Бьюэлла?
Разве могут у Билли Бьюэлла быть соперники?
Я вспомнила, как Эдна сказала про Пег: «Сейчас ей больше нужна верность, чем развеселая жизнь».
Что ж, Оливия верна как никто, тут не поспоришь. И развеселой жизни рядом с ней можно не опасаться.
Но я все равно не понимала, что все это значит.
Домой я вернулась в полтретьего ночи.
Заглянула в гостиную, но там никого не оказалось. Свет не горел. Будто ничего и не было – но я все еще видела тень двух женщин, в обнимку танцующих посреди гостиной.
Я легла спать, а через несколько часов меня разбудило знакомое тепло пропахшего алкоголем тела Селии, привычно плюхнувшейся рядом со мной на матрас.
– Селия, – прошептала я, когда она улеглась, – можно вопрос?
– Я сплю, – пробормотала она, еле ворочая языком.
Я принялась пихать ее и трясти, пока она не застонала и не перевернулась.
– Селия, послушай, – сказала я уже громче. – Это важно. Проснись. Скажи, тетя Пег лесбиянка?
– А собака лает? – ответила Селия и через секунду уже сопела во сне.
Глава шестнадцатая
Из рецензии Брукса Аткинсона на «Город женщин» в «Нью-Йорк таймс» от 30 ноября 1940 года:
Несмотря на полное неправдоподобие, пьеса определенно не лишена обаяния. Сюжет динамичен и богат на изящные повороты, все актеры играют превосходно почти в равной мере… Но величайшим достоинством «Города женщин» является редкая возможность увидеть на сцене Эдну Паркер Уотсон. Прославленная британская актриса, обычно блистающая в трагических ролях, продемонстрировала незаурядный комический дар. Невероятно интересно наблюдать, как миссис Уотсон искусно высвечивает абсурдные ситуации, в которых то и дело оказывается ее персонаж. Ее уморительно забавная и щедрая на тонкие нюансы игра превращает эту непритязательную комедию в чистую радость театрала.
Накануне премьеры у нас тряслись поджилки, и все чуть не перессорились между собой.
Билли собирался позвать на спектакль старых друзей и светских сплетников, колумнистов и бывших любовниц, а также всех журналистов, критиков и газетчиков, которых знал по их статьям или лично. (А знал он абсолютно всех.) Пег с Оливией категорически воспротивились.
– Не уверена, готовы ли мы к такой публике, – сказала Пег, точь-в-точь как домохозяйка, которая с ужасом узнает, что муж пригласил на ужин начальника и ей необходимо в кратчайшие сроки накрыть идеальный стол.
– Значит, надо подготовиться, – ответил Билли. – Премьера через неделю.
– Мне в этом театре критики не нужны, – отрезала Оливия. – Терпеть не могу критиков. Они иногда такие безжалостные.
– А ты сама веришь в наше шоу? – спросил Билли. – Оно тебе хотя бы нравится?
– Нет, – отвечала Оливия. – Ну разве что местами.
– Знаю, что пожалею о своем вопросе, но не могу удержаться: и какими же именно местами?
Оливия глубоко задумалась.
– Пожалуй, мне нравится увертюра.
Билли закатил глаза:
– Ты прямо-таки ходячая напасть, Оливия. – Он повернулся к Пег: – Придется рискнуть, солнышко. О пьесе должны говорить. И я не допущу, чтобы на премьере единственной знаменитостью в зале был я сам.
– Дай хотя бы неделю разыграться, – взмолилась Пег.
– Не поможет, Пег. Если шоу удачное, оно останется таковым и через неделю, сколько ни разыгрывайся. Предлагаю сразу узнать, зря мы потратили деньги и время или все-таки не зря. В зале должны сидеть большие шишки, иначе дело не выгорит. Если спектакль им понравится, они расскажут друзьям, те придут посмотреть и расскажут своим друзьям, и дальше все покатится как снежный ком. Раз уж Оливия не разрешила мне потратиться на рекламу, пусть о премьере гавкает каждая собака. Чем раньше мы добьемся аншлагов, тем скорее Оливия перестанет смотреть на меня волком, – но аншлагов нам не видать, пока народ о нас вообще не знает.
– По-моему, это вульгарно – приглашать друзей на собственный спектакль и ожидать от них бесплатной рекламы, – проворчала Оливия.
– А как иначе оповестить публику о нашей премьере, Оливия? Или ты предлагаешь мне раздавать листовки на углу?
Судя по лицу Оливии, этот вариант ее больше устраивал.
– Главное, чтобы на листовках не было надписи «Грядет конец света», – пробормотала Пег, которая, похоже, не очень-то и шутила.
– Пегси, – возмутился Билли, – где твоя уверенность? Мы им всем покажем. И ты это знаешь. Знаешь, что мы поставили хорошее шоу. Нутром чуешь, как и я.
Но Пег по-прежнему сомневалась.
– Сколько лет ты мне твердил, что должна «чуять нутром», но обычно я чую только одно: у меня сосет под ложечкой, как бывает, когда потеряешь кошелек.
– Скоро я набью твой кошелек деньгами до отказа, – пообещал Билли. – А ты смотри и наслаждайся.
Из рецензии Хейвуда Брауна в «Нью-Йорк пост»:
Эдна Паркер Уотсон давно служит украшением британской театральной сцены, но после «Города женщин» остается лишь сожалеть, что эта актриса не перебралась на наши берега раньше. Ее стараниями незамысловатая комическая пьеска превратилась в спектакль, который надолго запомнится театралам… Она играет обедневшую аристократку, вынужденную открыть бордель, чтобы содержать семейный особняк… Чистый восторг вызывают и песни Бенджамина Уилсона, и блестящая танцевальная труппа… Новичок Энтони Рочелла великолепен в роли уличного Ромео, а гипнотическая чувственность Селии Рэй придает спектаклю пряную эротическую ноту.
