Организаторы извинялись за столь запоздалое приглашение и просили миссис Уотсон почтить мероприятие своим присутствием. Мол, ее имя повышает престиж любого события. И не соблаговолит ли миссис Уотсон попросить юную звезду Энтони Рочеллу сопровождать ее на бал? Возможно, они даже исполнят свой знаменитый дуэт из «Города женщин», на радость собравшимся дамам.
Обычно я сразу отказывалась от всех приглашений в адрес Эдны, даже не посоветовавшись с ней. График выступлений не оставлял времени на светскую жизнь; Эдну и так рвали на части. Поэтому я чуть было не написала отказ, но потом задумалась. Я знала, что Эдна ратует за вступление Соединенных Штатов в войну, и это, пожалуй, единственное дело, которое ее искренне заботит. Я много раз слышала, как они с Оливией обсуждали этот вопрос. Организаторы не требовали многого – всего-то спеть песню, станцевать, посетить ужин. И я показала приглашение Эдне.
Та сразу же согласилась пойти на бал. Заявила, что засиделась дома, устала от бесконечной зимы и не прочь развеяться. И готова на все ради своей бедной Англии. Она попросила меня позвонить Энтони и выяснить, готов ли тот составить ей компанию и спеть дуэтом. Энтони ответил согласием, что меня удивило, но лишь отчасти. Политика его не интересовала – в сравнении с Энтони даже я выглядела знатоком, – но Эдну он обожал. (Если я забыла упомянуть о том, что Энтони обожал Эдну, то лишь по одной причине: слишком утомительно перечислять всех, кто ее обожал. Просто знай, Анджела: ее обожали все.)
– Конечно, детка, я смотаюсь туда с Эдной, – ответил Энтони. – Дадим им жару.
– Премного благодарна, дорогая, – сказала Эдна, когда я сообщила, что Энтони согласился ее сопровождать. – Вместе мы наконец победим Гитлера, а если повезет, даже вернемся домой вовремя.
Все выглядело совершенно невинно.
Казалось бы, что такого: обычный совместный выход двух артистов на абсолютно бессмысленное политическое мероприятие, организованное группой обеспеченных манхэттенских дам, которые никак не могли повлиять на ход войны в Европе, хоть и руководствовались самыми благими намерениями.
Но вышло по-другому. Когда я помогала Эдне одеться к балу, вошел Артур. Он увидел, что Эдна готовится к выходу, и спросил, куда она собралась. Эдна ответила, что едет в «Уолдорф», где ей предстоит выступить на благотворительном балу, организованном местными дамами в поддержку бедной старой Англии. Артур обиделся. Он напомнил, что они собирались в кино. («У нас всего один выходной в неделю, черт возьми, всего один!») Эдна извинилась («Но это ради Англии, дорогой!»), и небольшая размолвка супругов вроде бы сошла на нет.
Но через час за Эдной заехал Энтони, и Артур, увидев его в смокинге (пожалуй, Энтони слишком вырядился для такого случая), снова разозлился.
– А он что здесь делает? – поинтересовался Артур, глядя на Энтони с нескрываемым подозрением.
– Мы идем на бал вместе, дорогой, – пояснила Эдна.
– Но почему с ним?
– Потому что его тоже пригласили, дорогой.
– Ты не говорила, что у тебя свидание.
– Это не свидание, дорогой. А выступление. Дамы из благотворительного общества попросили нас с Энтони исполнить дуэт.
– А почему я не могу исполнить с тобой дуэт?
– Дорогой, но ведь у нас в пьесе нет дуэта.
Тут Энтони допустил оплошность и рассмеялся.
Артур резко развернулся:
– Думаешь, это смешно – вести чужую жену в «Уолдорф»?
Как всегда дипломатично, Энтони щелкнул жвачкой и ответил:
– Типа того.
Артур чуть не бросился на него, но Эдна проворно загородила Энтони своим телом и положила маленькую ладошку с безупречным маникюром на широкую грудь мужа.
– Артур, милый, не горячись. Это работа, не более того.
– Работа, говоришь? Значит, вам заплатят?
– Дорогой, бал благотворительный. Никому не платят.
– Тоже мне благотворительность! – фыркнул Артур, и Энтони, с тем же врожденным тактом, снова хохотнул.
– Эдна, может быть, мы с Энтони подождем на улице? – вмешалась я.
– А мне и тут хорошо, детка, – возразил Энтони.
– Нет, останьтесь, – обратилась Эдна к нам обоим. – Все нормально. – Она снова повернулась к мужу. Выражение любви и терпения, с которым Эдна обычно смотрела на Артура, сменилось холодком. – Артур, я иду на бал, а Энтони меня сопровождает. Мы исполним дуэт для милых дам, безобидных божьих одуванчиков, и заработаем денег для нашей доброй Англии. А с тобой мы увидимся дома, когда я вернусь.
– Ну уж нет! С меня хватит! – вскричал Артур. – Мало того, что все нью-йоркские газеты забыли о том, что я твой муж, так теперь и ты об этом забыла? Никуда ты не пойдешь! Я запрещаю!
– Только посмотрите на него, – подлил масла в огонь Энтони.
– Лучше на себя посмотри! – выпалил Артур. – Ты похож на официанта в этом смокинге!
Энтони спокойно пожал плечами:
– Я и есть официант. Иногда подрабатываю. Зато смокинг я сам себе купил. А тебя, говорят, женушка одевает.
– А ну убирайся отсюда! – прорычал Артур.
– Дохлый номер, приятель. Твоя жена меня пригласила. Ей и решать.
– Моя жена никуда без меня не ходит! – довольно нелепо объявил Артур (в последние несколько месяцев Эдна постоянно куда-то ходила без него).
– Она не твоя собственность, дружище, – не унимался Энтони.
– Энтони, пожалуйста, – я положила руку ему на плечо, – давай выйдем. Не будем вмешиваться.
– Я тоже не твоя собственность, сестренка. – Энтони стряхнул мою руку и бросил на меня злобный взгляд.
Я отпрянула, как от удара. Еще ни разу он так не огрызался. Эдна оглядела нас всех по очереди, одного за другим.
– Вы как дети малые, – мягко заметила она, после чего надела нитку жемчуга, взяла шляпку, перчатки и сумочку: – Артур, я буду дома в десять.
– Черта с два, не будешь! – заорал он. – Точнее, меня здесь не будет! Как тебе такое, а?
Она его проигнорировала.
– Вивиан, спасибо, что помогла одеться, – обратилась она ко мне. – Наслаждайся выходным. Пойдем, Энтони.
И она ушла под руку с моим возлюбленным, а мы с Артуром остались вдвоем, потрясенные и напуганные случившимся.
Если бы Энтони не рявкнул на меня, я бы и забыла о том вечере – подумаешь, дурацкая стычка между Эдной и ее глупым ревнивым мужем. Я расценила бы ссору как нелепую и не имеющую ко мне никакого отношения. И скорее всего, отправилась бы пить коктейли с Пег и Билли.
Но реакция Энтони настолько поразила меня, что я не могла пошевелиться. Чем заслужила я такую отповедь? «Я тоже не твоя собственность, сестренка», – что он имел в виду? Разве я когда-то предъявляла на него права? (Разве что заставляла переехать в отдельную квартиру, тут не поспоришь. И еще просила его одеваться и говорить иначе. Меньше использовать жаргон. Поприличнее укладывать волосы. Отказаться от жвачки. И ругалась, когда он любезничал с танцовщицами. Но если кроме всего этого? Да я дала парню полную свободу!)
