Меня будто вывернули наизнанку. Селию выгнали. Энтони больше не хочет меня знать. А Эдне придется выступать перед целым залом кровопийц, жаждущих ее краха. И все из-за меня.
– А теперь скажи начистоту, Вивви, – продолжала Пег. – Давно ты путаешься с Артуром Уотсоном?
– Я с ним не путаюсь. Это было только один раз. Только вчера.
Тетя пристально посмотрела на меня, словно пытаясь определить, говорю ли я правду. А потом отвела взгляд. Не знаю, поверила она мне или нет; может, решила, что это уже не важно. А у меня попросту не осталось сил защищаться. Да и защищать было нечего.
– Почему ты так поступила? – спросила Пег скорее с недоумением, чем с осуждением. И поскольку я не сразу ответила, она быстро добавила: – Не отвечай. Причина всегда найдется.
– Я думала, Эдна путается с Энтони, – проблеяла я.
– Что ж, это неправда. Я знаю Эдну и готова за нее поручиться. Она никогда так не делала – и не сделает. А если бы и сделала, Вивиан, это не оправдание.
– Простите, Пег, – снова пробормотала я.
– История попадет во все газеты. И не только в Нью-Йорке – везде. «Вэрайети» не упустит такого случая. Как и голливудские таблоиды. Не говоря уж о лондонских. Оливии весь день названивают репортеры и просят прокомментировать ситуацию. У служебного входа дежурят фотографы. Для Эдны с ее безупречной репутацией это катастрофа.
– Пег. Скажите, чем я могу помочь. Умоляю.
– Ничем, – ответила она. – Единственное, что от тебя сейчас требуется, – сидеть тихо, помалкивать и надеяться на милость толпы. Слышала, вы с Оливией вчера ходили в «Аист»?
Я кивнула.
– Не хочу драматизировать, Вивви, но ты ведь понимаешь, что Оливия спасла тебя от позора?
– Понимаю.
– Можешь представить, что сказали бы твои родители? Такое пятно на репутации, в вашей-то среде, да еще и с фотографиями в подтверждение.
Я могла представить. Я и представляла. Всю ночь.
– Ты так легко отделалась, что это даже нечестно, Вивви. Остальные участники истории огребли с лихвой, и Эдна больше всех, но тебе все сошло с рук.
– Знаю, – ответила я. – Мне очень жаль.
Пег вздохнула:
– Что ж. В который раз Оливия всех выручила. Я уже со счета сбилась, сколько раз за эти годы она нас выручала – выручала меня саму. Самая замечательная, самая достойная женщина из всех, кого я знала. Надеюсь, ты ее поблагодарила?
– Да, – ответила я, хотя на самом деле сомневалась в этом.
– Жаль, что я с вами вчера не пошла. Но я и не смогла бы. В последнее время я стала хлестать джин, как водичку. И всегда это заканчивается одинаково. Даже не помню, как вчера вернулась домой. Но это я должна была пойти к Уинчеллу, это я должна была за тебя заступиться. Я, не Оливия. В конце концов, я твоя тетя. Это мой долг. Билли тоже мог бы помочь, но на него нельзя рассчитывать в кризисных ситуациях – он всегда первым делом бросается спасать себя. Да и не он за тебя отвечает. Нет, это была моя обязанность, а я оплошала. И мне очень стыдно за себя, малышка. Надо было лучше присматривать за тобой.
– Вы не виноваты, – ответила я совершенно серьезно. – Виновата только я.
– Ладно, теперь уже ничего не исправишь. Похоже, зеленый змий снова меня победил. Знаешь, так всегда бывает, когда появляется Билли и начинается праздник, конфетти, веселье. И поначалу мне действительно весело – а потом однажды утром я просыпаюсь и вижу, что мир пошел кувырком, пока я валялась в отключке, и Оливии пришлось разгребать за мной бардак. Когда же я наконец усвою урок.
Я даже не знала, что тут ответить.
– Что ж, Вивви, не падай духом. Как говорится, не конец света. Сейчас тебе не верится, но это и правда не конец света. Бывает и хуже. У нас хотя бы руки-ноги на месте.
– Вы меня уволите?
Она рассмеялась:
– Уволю? Да я тебя и не нанимала! – Она взглянула на часы и встала. – И еще. Эдна не пожелала видеть тебя сегодня перед спектаклем. С костюмом ей поможет Глэдис. Но после выступления она хочет с тобой поговорить. Велела передать, чтобы ты зашла к ней в гримерку.
– О боже, Пег. – Меня опять замутило.
– Нельзя же вечно от нее прятаться. Лучше покончить с этим как можно раньше. Она не станет с тобой церемониться, сразу предупреждаю. Но у нее есть право высказать все, что она о тебе думает. И ты заслуживаешь хорошей взбучки. Так что иди и извинись перед ней, если она позволит. Признайся во всем и получи по заслугам. Чем скорее тебя размажут по земле, Вивви, тем скорее ты сможешь начать отстраивать свою жизнь заново. Уж поверь мне, я это проходила. Послушай старого профессионала.
Я топталась у задней стены зрительного зала и смотрела спектакль из тени, где мне было самое место.
Если тем вечером зрители пришли понаблюдать, как Эдна Паркер Уотсон корчится от стыда, их ждало разочарование. Ибо стыда в ней не было и в помине. За ней следили сотни глаз, о ней шептались, над ней хихикали, а она, подобно бабочке, пришпиленная к сцене раскаленным белым лучом прожектора, играла свою роль – играла блестяще, как всегда. Ни один мускул не дрогнул у нее на лице, вопреки ожиданиям кровожадной толпы. Миссис Алебастр, как в любой другой вечер, была весела, обаятельна и расслаблена. Казалось, никогда еще Эдна не держалась так естественно и грациозно. Ее уверенность не пострадала ни на йоту, а на лице отражалась лишь радость от того, что она звезда этой легкой, приятной пьесы.
Остальные члены труппы, напротив, заметно нервничали, по крайней мере поначалу. Они путались в ногах и забывали слова, но спокойствие Эдны в конце концов оказалось заразительным. Как сила притяжения, она в тот вечер подчинила всех своей воле. Вот только откуда она сама черпала силы и спокойствие, я сказать не могу.
Что до Энтони, тот держался особенно нахально и дерзко – думаю, мне не показалось. Счастливчик Бобби в его исполнении чуть не превратился в Задиру Бобби, но Эдна и его приструнила.
Моя милая Глэдис, занявшая место Селии, в ее костюме, выглядела идеально и станцевала свой номер без единой запинки. Ей не хватало тягучей, почти карикатурной чувственности Селии, которая и делала ее исполнение таким взрывным, но Глэдис хорошо справилась с ролью, а большего от нее и не требовалось.
Артур играл ужасно, впрочем, как и всегда. Правда, в тот вечер он и выглядел ужасно. Под глазами у него появились болезненные серые круги, весь спектакль он вытирал вспотевшую шею и таращился на Эдну с глупым видом служебной собачки. Он даже не пытался скрыть свое расстройство. Единственное утешение, что роль Артура урезали до абсолютного минимума и он провел на сцене всего пару минут, не успев за это время все испортить.
Но Эдна все же изменила кое-что в своей роли в тот вечер, и изменение было значительным. Обычно она пела свою заключительную балладу, обратив лицо и взгляд вверх, под своды театра. Но в этот раз, повинуясь минутному порыву, подошла к самому краю сцены и пела, глядя в зрительный зал, выбирая отдельных людей из толпы и обращаясь к каждому из них. Она говорила с публикой напрямую, глядя зрителям в глаза и поддерживая визуальный контакт. Она изливала им душу. Никогда еще ее голос не был столь проникновенным; никогда прежде в нем не сквозила такая дерзость: «Может, мне повезет, я не знаю исход. Не влюбиться ли мне?»
