Но учиться мне пришлось долго, причем с самого первого дня.
Через неделю после открытия «Ле Ателье» в бутик вошла молодая женщина со свежим экземпляром «Нью-Йорк таймс», где мы разместили рекламу. (Рекламное объявление – рисунок Марджори – изображало двух дам на свадьбе, восхищенно взирающих на прекрасную невесту. Одна из женщин говорила: «Что за платье! Из Парижа?» А вторая отвечала: «Почти! Оно из „Ле Ателье“, там лучшие модели!»)
Гостья нервничала, это было очевидно. Я предложила ей стакан воды и показала вещи, над которыми работала в данный момент. Ее взгляд задержался на пышном платье из тюля, похожем на пушистое летнее облако. Модель очень напоминала ту, что была изображена на картинке в газете. Девушка погладила платье, и на лице у нее появилось мечтательное выражение. Сердце у меня упало. Я видела, что фасон совершенно ей не подходит. Маленькая, кругленькая, в нем она стала бы совсем пампушкой.
– Можно примерить? – спросила она.
Я никак не могла ей позволить. Стоило посетительнице разок посмотреться в зеркало и понять, как глупо она выглядит в этом платье, она сбежала бы из нашего бутика и никогда бы не вернулась. Однако меня волновало другое. Не настолько уж я опасалась упустить потенциальную покупательницу. Но я знала: если она увидит себя в этом платье, ее чувства будут задеты – глубоко задеты, – и мне хотелось уберечь девушку от душевной травмы.
– Милая моя, – как можно мягче произнесла я, – вы очень красивы. Но по-моему, это платье не сможет подчеркнуть вашу красоту.
Девушка изменилась в лице. Затем расправила плечи и храбро произнесла:
– Я знаю почему. Я слишком маленького роста, так? И слишком толстая. Знаю. В день свадьбы я буду выглядеть глупо.
Ее слова пронзили меня в самое сердце, Анджела. Глядя на эту уязвимую, неуверенную в себе девушку, пришедшую в свадебный салон в надежде, что ее сделают красивой, я вдруг ощутила всю боль и несправедливость жизни, все ее мелкие, но от этого не менее ужасные подлости. Мне захотелось позаботиться об этой девушке, уберечь ее и сделать так, чтобы больше она не страдала ни минуты.
А еще, Анджела, учти, что до сих пор мне не приходилось шить для обычных людей. Много лет я делала костюмы для профессиональных танцовщиц и актрис. Я не привыкла видеть перед собой рядовых девушек с нормальной, среднестатистической внешностью, закомплексованных и уверенных в собственном несовершенстве. Многие женщины, с которыми я работала раньше, обожали свое тело и стремились выставить его напоказ. И у них были на то все причины! Я привыкла видеть женщин, которые с готовностью сбрасывали с себя одежду и восторженно кружились у зеркала голышом, а не тех, кто смущался при виде собственного отражения!
Я и забыла, что бывают другие девушки. Не самовлюбленные.
Та девушка в нашем бутике открыла мне глаза: я поняла, что работа в свадебном салоне будет сильно отличаться от работы в шоу-бизнесе. Ведь передо мной стояла не пышногрудая артистка бурлеска, а обычная женщина, которая в день свадьбы хотела быть красивой, но не знала, как этого добиться.
Зато я знала.
Я знала, что ей нужно простое платье по фигуре, в котором она не утонет. Знала, что оно должно быть из крепового атласа, который легко драпируется, но не липнет к телу. Ослепительно-белый не подойдет, поскольку девушка слишком румяная. Нет, ей нужен наряд из ткани более приглушенного, кремового оттенка, который смягчит цвет лица. Я также сразу поняла, что простой цветочный венок будет смотреться на ней гораздо лучше длинной фаты. А рукава длиной три четверти подчеркнут тонкие запястья и красивые руки. И никаких перчаток! Одного взгляда на ее фигуру в повседневной одежде мне хватило, чтобы определить естественную линию талии, которая совсем не совпадала с поясом того платья, что сейчас было на ней; я решила, что на свадебном платье линию талии нужно сделать выше, и тогда невеста будет казаться тоньше. Я видела, что девушка скромна, а еще безжалостно критична к себе и стеснительна – такая вряд ли захочет глубокий вырез. Зато лодыжки – вот их мы можем открыть и обязательно откроем. Я совершенно точно знала, как нужно одеть девушку.
– Не нервничайте, моя дорогая, – сказала я и приобняла ее одной рукой, словно взяв под крыло. – Мы позаботимся о вас по лучшему разряду. Вы будете самой красивой невестой, клянусь.
И я не соврала.
Вот что я скажу тебе, Анджела: я любила всех девушек, что приходили в «Ле Ателье». Всех до единой. Сама от себя такого не ожидала. К каждой невесте, которую готовила к свадьбе, я испытывала невероятную любовь и нежность, непреодолимое желание заботиться о ней и оберегать ее. Даже если они капризничали и скандалили, я их любила. Даже некрасивые казались мне самыми красивыми на свете.
Мы с Марджори открыли бутик прежде всего ради денег. Был у меня и второй мотив: совершенствование ремесла, всегда приносившего мне удовлетворение. Третья причина, почему я взялась за эту работу, – мне нечем было больше заняться. Но я никак не ожидала величайшей награды, величайшей радости, какую принес мне наш бизнес: мощной волны теплоты и нежности, захлестывавшей меня каждый раз, когда порог ателье переступала очередная робкая невеста и доверяла мне свою драгоценную жизнь.
Другими словами, Анджела, «Ле Ателье» подарило мне любовь.
Понимаешь, без любви в такой работе никак.
Наши клиентки были очень молоды, очень напуганы и очень дороги мне.
Глава двадцать седьмая
Самое смешное, что мы с Марджори так и не вышли замуж.
Мы заведовали «Ле Ателье» много лет, провели всю жизнь по уши в свадебных кружевах и шелках, помогли тысячам девушек подготовиться к брачной церемонии, но сами так и не стали невестами. Никто не взял нас замуж, да мы и не хотели. Помнишь шутку про вечных подружек невесты, которые повидали сотни свадеб, кроме собственной? Так вот, мы с Марджори не были даже подружками невест. Мы были их няньками.
Проблема, как мы ее видели, крылась в наших странностях. Мы сами поставили себе диагноз: слишком дикие для замужества. Даже шутили, что назовем так наш следующий бутик.
Чудаковатость Марджори сразу бросалась в глаза. Таких оригиналов было еще поискать. И дело не только в ее манере одеваться (хотя одевалась она так, что у людей глаза на лоб лезли), но и в ее увлечениях. То она брала уроки восточной каллиграфии и дыхания в буддийском храме на Девяносто четвертой улице. То училась делать йогурт – и весь наш дом провонял кислым молоком. Марджори ценила авангардное искусство и слушала жуткую (во всяком случае, на мой вкус) перуанскую музыку. Как-то раз она записалась подопытной в эксперимент по гипнозу и позволила студентам аспирантуры погрузить себя в транс и подвергнуть психоанализу. Она гадала по картам Таро, китайской Книге Перемен и рунам. Ходила к китайскому целителю, который лечил ей ноги, и рассказывала об этом каждому встречному и поперечному, хоть я сто раз ей говорила, что не стоит обсуждать с клиентами больные ноги. Она перепробовала все модные системы питания, но не ради похудания, а для оздоровления и просветления. Помнится, однажды Марджори все лето питалась консервированными персиками – прочла где-то, будто они полезны для легких. Потом пришел черед пророщенных бобов и бутербродов с зародышами пшеницы.
