Вита кивнула, принимая сочувствие, и произнесла куда-то в пространство:
— Жалко. А такой специалист был. Ни один из подозреваемых вину не отрицал — все со следствием сотрудничали. Деньки были… — Мы с Кирой сглотнули, переглянулись и, судя по ее лицу, она также возрадовалась возросшему гуманизму в болотном обществе. — Можем к демонам податься. Там, говорят, по старому уложению живут.
Мечтательно закатившиеся глазки старшей болотницы заставили нас мгновенно заболеть простудой и закашляться. Вот уж точно, темная сторона есть у всех.
— А не жалко было конспект ему отдавать?
Кира сползла с подоконника и уселась рядом со мной на кровать. Повертела головой и потянула на себя подушку. Вот же ж!
— После того как прослушала список санкций, — нет. Теперь мне его жалко.
— А сама когда учить будешь?
— Завтра? Думаю, за вечер успею. Умудряются же остальные так сдавать!
— Ты не права. Они не вечером учат. Настоящий адепт учит все за ночь, а утром тащит тональник у своей девушки и замазывает синяки. А иногда и не замазывает. Мало ли, препод любит видеть, как настойчиво учили его предмет.
— У нас такой будет? — вклинилась Вита, которая несколько заскучала без внимания.
— В следующем семестре. История колдовства в Кирстене. Предмет, несомненно, ценный и подлежащий дословному заучиванию. Ведь, не ровен час, остановит тебя в темном переулке маг-ренегат и ласково так поинтересуется: отрок, в каком году был основан Орден Скалящейся Гидры?
— И в каком же?
— А такой существует? — усмехнулась Кира, довольная, что нас провела. Меня, по крайней мере, Вита стояла задумчивая и что-то перебирала в уме.
— Тысяча пятьсот тридцать седьмой по местному исчислению, — наконец ответила она. — Но ты, конечно, выберешь событие. Этого у тебя точно на экзамене не спросят, этих ребят не принято вспоминать: знатно напакостили в свое время. Впрочем, вклад в магическую науку внесли тоже соизмеримый. До сих пор их наследие ищут.
— И много нашли?
— Не так много, но попыток не оставляют, — пожала плечами Вита и прищурилась: — Пора бы уже и за работу. Нам до завтра еще две партии шпаргалок изготовить, а они треплются.
Стоит ли упоминать, но конспект мне вернули в целости и сохранности минута в минуту и ни секундой позднее? Вита вдумчиво пролистала все странички, то и дело подзывая меня для консультации на тему «был ли согнут уголок» или «вот эта закорючка на полях твоя?». Вирдин стоял и бледнел каждый раз, когда указующий перст кикиморы касался страницы.
Едва ли не поседев, юноша все же благополучно покинул нашу комнату, божась, что больше никогда не станет пренебрегать написанием конспекта. Да уж, встречаться лишний раз с внучкой советника по безопасности, коей, как мы выяснили, являлась Вита, когда та «при исполнении», удовольствие для очень стойких и подготовленных. И даже у нас, подслушивающих из цеха, слезы на глаза наворачивались от жалости к бедному пареньку.
Еще большим уважением я прониклась к нему, приступив к изучению собственных заметок. Нет, конспект был хорошим: подробным, со схемами и рисунками, замечаниями и выводами, но сам предмет… И дернул меня черт туда пойти?! Нет чтобы со всеми на косметическую отрасль нацелиться, грязями торговать, рекламу придумывать, с иллюзионистами водиться, записалась на боевую. И вот как мне ее теперь сдавать, когда страшно так, что даже бутерброд не лезет!
Промаявшись весь вечер, кое-как поднявшись на зачет, я поползла в учебный корпус. Почему-то на меня косились все встречные адепты, хотя я даже не старалась краситься и вообще тушь в руки не брала, а румяна кончились. Списав все на съехавший от напряжений мозг окружающих, я как лунатик добралась до аудитории, которая, разумеется, была на верхних этажах, чтобы сонные жертвы методического произвола тащились по лестнице.
Сумка привычно стучала по попе, напоминая о наличии конспекта, руки цеплялись за поручень, а ножки шли приятно согреваемыми тапочками. Я замерла на предпоследней ступеньке, начиная осознавать, почему косились окружающие. Тапочки, мои милейшие домашние тапочки, в которых я ходила по общежитию. Да уж, заявиться в них на зачет могла бы только я. Хотя, если бы зачет принимал не Альтар, я бы, может, и побежала в общагу переобуваться, спустилась бы на эти восемь этажей вниз, потом поднялась обратно…
И тут я поняла, что даже если бы за дверью аудитории сидел ректор, я бы не стала возвращаться. Лучше пять минут позора (а от болотников другого и не ожидали!), чем восемь этажей туда-обратно и те же пять минут позора.
У дверей уже собралось не меньше половины группы, и мне пришлось постараться, чтобы найти себе местечко для ожидания. Протерев кусочек пола, я съехала по стенке, положила сумку с конспектом на колени и вытянула вперед ноги, перекрывая половину прохода. Правда, сомневаюсь, что в самом углу коридора кто-нибудь станет наворачивать круги.
Народ возбужденно галдел. Кто-то жаловался на предыдущего изверга, пытавшего свою жертву едва ли не полтора часа, кто-то делился впечатлением (а попросту пугал) старшекурсников об Альтаре, кто-то повторял особо длинные тезисы конспекта, а кто-то постоянно трещал молнией над ухом.
Я покосилась в сторону счастливой обладательницы четвертого размера, которая решила брать сурового преподавателя своими достоинствами, и тихо шепнула:
— Чулки сползают, шпору видно.
— Спасибо, — так же тихо ответили мне и принялись поправлять съехавший склад шпор.
— Юбку чуть пониже стяни, а то сразу запалит, — посоветовали незадачливой деве товарки.
В тех чувствовался опыт поколений. Незачем провоцировать преподавателя глубоким декольте и короткой юбочкой. Выглядит это, конечно, вызывающе, но вот бомбы прятать негде. А вот если выбрать юбку длинную, типа солнышко, чтобы по всему подолу шпорки сидели… Протянул руку — вытянул ответ, зато имидж какой! Порядочная молодая леди, никого не смущает, на ночь в лаборантской не напрашивается, истеричкой не выглядит: почему бы и не отпустить с миром побыстрее?
Мальчики были более сдержанны: ставшая крылатой любимая фраза адептов всех времен и народов «мы все умрем» повторялась с завидной регулярностью. Ей вторила «жизнь — это боль» и «мама, я хочу домой». Про громкие выкрики «слабаки!» можно было с чистой совестью забыть: все и так знают, какое сумасшествие происходит в преддверии прихода преподавателя.
Альтар явился неожиданно, как и всегда бывает во время наиболее жарких дебатов о том, какой преподаватель хмырь. И, что тоже весьма характерно, самого распоясавшегося никто вовремя не одернул, и словесный поток кончился, лишь когда он увидел, как тот самый «хмырь», лишивший его удовольствия развлекаться всю ночь с товарищами, открывает двери аудитории и с интересом хирурга рассматривает незадачливого болтуна.
— Прошу. Пятеро готовятся. Адептка Вересная, тяните билет.
— А подготовиться? — Я была обижена преподавательским произволом до глубины души.
