Отец шарахнул в ворота ногой и рявкнул:
– Позвать Расовского немедленно!
– Анатолий Германович отдыхает… – В голосе охранника проступила растерянность.
– Будить срочно!
Дальше все завертелось. Ворота открылись, машина въехала во двор, и уже бежал к ним сам главный врач, наспех застегивая халат, надетый поверх пижамы. Отец отвел его в сторону и сказал что-то тихо.
– Пройдите в кабинет! – кивнул доктор.
Выскочила откуда-то давешняя женщина в негнущемся жестяном костюме, ничем не показала, что узнает Людмилу, и повела их по знакомому коридору. Опустившись в кресло, Людмила почувствовала, что силы ее покидают.
Как сквозь сон слышала она, что отец разговаривает о чем-то с доктором. Мелькнули знакомые уже слова – новое неопробованное лекарство, может дать потрясающие результаты, но есть риск того, что изменения в коре головного мозга будут необратимы. Отец внимательно слушал, кусая губы, потом испытующе поглядел доктору в глаза. Тот отвел взгляд.
– Я согласен, – сказал отец, – выбора нет.
– Вы принимаете ответственность на себя, господин Соловьев? – уточнил доктор.
Отец кивнул и подписал какие-то бумаги, принесенные той самой женщиной с внешностью сторожевой собаки.
– Мила, мы можем ехать. – Отец тронул ее за руку.
На обратном пути они остановились в придорожном круглосуточном ресторанчике, чтобы выпить кофе и отдохнуть. К дому на Кирочной подъехали на рассвете.
Людмила свернула к парковке… и едва успела затормозить: прямо перед ней из переулка вырулила длинная черная машина.
Вдавив педаль тормоза в пол, Людмила вцепилась в руль. На лбу выступили капли пота. Не хватало после такой тяжелой дороги перед самым домом попасть в аварию!
Она скосила глаза на зеркало заднего вида, собираясь дать задний ход…
Но позади нее словно из-под земли появилась еще одна машина, такая же громоздкая и черная.
– Что происходит? – растерянно проговорил Михаил Николаевич, потянувшись к двери.
Дверца машины, которая заблокировала им проезд, открылась, сперва появился рослый, спортивного вида человек с холодным невыразительным взглядом профессионального убийцы, за ним вышел красивый мужчина в дорогом костюме, в котором Людмила с удивлением узнала Бориса Краснова. Ничто не говорило о том, что этот человек несколько часов назад валялся на грязном полу без сознания, не было синяков, и голова не забинтована.
Краснов по-хозяйски открыл дверцу их машины, уверенно сел на заднее сиденье.
– Что происходит? – повторил Михаил Николаевич, на этот раз суровым начальственным тоном.
Краснов не удостоил его ответом.
– В самом деле, Борис, это что – похищение? – насмешливо проговорила Людмила.
Насмешка далась ей с большим трудом. После бессонной ночи и нескольких часов за рулем она едва не падала от усталости.
– Мне нужно с вами поговорить! – ответил Краснов резко.
– И что – вы не смогли найти более приличного времени и места для этого разговора? – процедила Людмила, окинув его внимательным взглядом. – Мне кажется, мы все устали…
– Этот разговор больше нельзя откладывать!
– А если бы я не успела затормозить?
– Извините, – бросил ей Краснов неохотно, – но я не успокоюсь, пока не узнаю, что случилось с моей женой.
– Кажется, мы уже выяснили: во всем виноват этот сторож, Кондрат. Ищите его, и узнаете все подробности… как я понимаю, возможности для этого у вас имеются! – И она выразительно взглянула на черные машины.
– У меня такое впечатление, что он – только пешка в чьей-то игре! – выкрикнул Краснов и повернулся к Михаилу Николаевичу: – Где ваш сын?
– Не знаю, – ответил тот, опустив глаза, – я не видел его со вчерашнего дня…
– Я вам не верю! – выкрикнул Краснов.
Он хотел еще что-то сказать, но вдруг замолчал, увидев, как посерело и осунулось лицо Соловьева.
– Я должен найти жену… – проговорил Борис после продолжительной паузы. – Должен найти ее, живую или мертвую…
– Вы выбрали не лучшее время и не лучшее место, – тяжело, с заметным усилием произнес Михаил Николаевич. – Отпустите хотя бы мою дочь, у нее был слишком трудный день… и слишком трудная ночь.
– Да, конечно… – Краснов смутился. – Людмила Михайловна, вы можете идти.
Проводив поздних гостей, Анатолий Германович вернулся в свой кабинет, изнутри запер дверь на ключ, подошел к задней стене и нажал на боковую стенку книжного шкафа.
Шкаф легко отъехал в сторону, и за ним обнаружилась потайная дверь с табло кодового замка. Врач набрал на табло шестизначный шифр. Замок щелкнул, и дверь открылась.
За ней обнаружилась еще одна комната.
Очень странная комната.
Большую ее часть занимал просторный террариум с расположенными внутри свежими ветками, сухими сучьями и бревнышками, на которых тут и там сидели в естественных позах древесные лягушки.
Кроме террариума, в комнате почти ничего не было, только в дальнем ее углу стоял диванчик – небольшой, узенький, застеленный клетчатым шерстяным одеялом. На таком диванчике мог бы спать разве что ребенок, в крайнем случае – подросток.
Но тот, кто находился в этой комнате, был ростом не больше девятилетнего ребенка.
Это был маленький забавный человечек с большой шишковатой головой и густыми, лихо закрученными усами. Он сидел на высоком табурете возле террариума и что-то ласково бормотал, осторожно вынимая из террариума бархатно-серую лягушку с фиолетовым пятном на спине, напоминающим формой карту Африки.
Услышав за спиной шаги, карлик повернулся к двери и недовольно проговорил:
– Что вы, доктор, входите без стука? Вы напугали Дженнифер! Смотрите, как она дрожит! Имейте в виду, у моих лягушек очень тонкая нервная организация, особенно во время брачного периода! Стресс может негативно сказаться на их жизненных функциях!
– У меня хорошие новости, Карлуша! – перебил его Анатолий Германович. – Ты сможешь испытать свой препарат. Мы только что получили согласие родственников двух пациентов.
– Отлично, отлично! – Карлик поудобнее перехватил лягушку рукой в резиновой перчатке, второй рукой достал шпатель и начал осторожно снимать слизь с лягушачьей спинки. – Отлично! Ты слышала, Дженнифер? У нас с тобой снова будет работа!
– Да-да, – пробормотал Расовский, – мы будем испытывать это лекарство снова и снова, мы найдем необходимую пропорцию, и тогда… тогда я войду в историю психиатрии, препарат назовут моим именем… пациентка номер семь и пациент номер девятнадцать… уже завтра…
– Отпустите мою дочь, она должна отдохнуть! – повторил Михаил Николаевич.
