…В ту памятную ночь они отправились на рыбалку вдвоем. И тот и другой уже знали, что рыба в заповеднике со временем перестает реагировать на приманки местных рыболовов, и старались использовать свои возможности максимально эффективно, а ночью сделать это было более реально, ведь в темное время суток рыба клевала абсолютно другая – сильно изменившаяся после вспышки. Если бы тогда Петру Васильевичу было известно, до какой степени изменились некоторые рыбы!
Они рыбачили с берега на спиннинги, в качестве приманок использовали довольно крупные плавающие воблеры. Поклевки у обоих произошли одновременно, и после недолгой борьбы с подводным соперником Ношпа с Гаражом, действуя почти синхронно, один за другим подняли в воздух две одинаковые рыбины. Которые не только извивались на крючках, но и помимо воды со своих тел разбрызгивали вокруг еще и какую-то жидкость перламутрового цвета. Рыба, пойманная Ношпой, сорвалась и плюхнулась обратно в воду, но ее жидкость попала ему на руку, державшую спиннинг. Почувствовав жуткую боль, он увидел, как рука растворяется, словно брошенный в кипяток кусок сахара. Прежде чем отключиться от реальности, точно такое же растворение руки, к тому же еще и ноги, он увидел и у Геннадия Белова, которого тоже «обрызгала» рыбина.
Ношпа абсолютно не помнил, как оказался дома той ночью, сознание вернулось к нему в полдень: он сидел за кухонным столом, перед ним стояла пустая бутылка из-под водки, и все было как обычно, только часть правой руки до середины предплечья у Петра Васильевича отсутствовала.
Он очень смутно помнил, как жил и чем занимался последующие дни, недели или даже месяцы. Осмысленная жизнь началась с возращением из заповедника Геннадия Белова – Гаража. Позже хозяин гостиницы «Граничная» очень пожалел, что избавился от своего приятеля. Сейчас не просто жалел, а проклинал себя за это.
При помощи перламутровой пиявки, добытой в одной из болотин заповедника, он парализовал Геннадия Белова, но потом, благодаря восстановительным инъекциям, вернул ему возможность говорить и обещал полностью привести приятеля в нормальное состояние при условии, что тот расскажет секрет своего выздоровления. И Гараж, не имеющий возможности двигаться, все ему рассказал.
В отличие от рыбы Нешпаева, та, которую вытащил из воды Гараж, с крючка не сорвалась. Раньше ловить таких рыб ему не доводилось. Более всего она походила на бычка-подкаменщика, только очень крупного – длиной более полуметра, с большущей головой и присоской размером с блюдце на плоском брюхе. Геннадий Белов не мог объяснить, почему поступил именно так, но после бегства оставшегося без руки Нешпаева он, истекавший кровью, приложил рыбину присоской к ране на своей культяпине. И рука мгновенно перестала кровоточить, рана затянулась буквально на глазах. То же самое произошло и с ногой – рыба, которая за считаные секунды сделала его инвалидом, сама же оказалась лекарем. Не просто лекарем, а чудесным исцелителем и, что самое главное, – восстановителем потерянных конечностей.
У Гаража не хватало сил самостоятельно покинуть заповедник, зато он смог доползти до землянки, которую они с полгода назад соорудили вместе с Ношпой в только им одним известном месте. Землянка служила укрытием от дождя для двух человек, в ней можно было переночевать, а еще в ней хранились запасная одежда, консервы, сухари, питьевая вода и – как же без этого – канистра со спиртом. Этого хватило, чтобы Геннадий Белов выжил, а благодаря присоске бычка-подкаменщика у него, словно у ящерицы, потерявшей хвост, буквально за несколько дней регенерировали, то есть выросли, «растворившиеся» ступня и рука. Да, они стали слабее прежних конечностей, но Гараж мог ходить и, как оказалось, вполне сносно владеть спиннингом. А это для Петра Васильевича было жизненно важным.
Рыба, сначала сделавшая Геннадия Белова инвалидом, а затем, благодаря каким-то не изученным медиками свойствам, вернувшая его в нормальное состояние, в итоге подохла и разложилась после того, как он покинул-таки заповедник. Нешпаев очень хорошо запомнил, как выглядит псевдобычок. Он обманул своего приятеля и компаньона Геннадия Белова. Нешпаев хорошо понимал, что тот ни за что и никогда не простит ему «эксперимент» с пиявкой. Он выкопал в своем погребе яму и перетащил в нее живого, но обездвиженного Гаража, забросал его песком и тщательно утрамбовал «могилку» ногами.
Все оказалось не так просто: прошло время, и из могилки вдруг вылезло нечто перламутровое. Одно из этого «нечто» погубило остановившегося у него на постой журналиста Какуева. Но, кажется, благодаря пятнадцати литрам спирта, вылитого на пол погреба, с «перламутром» оказалось покончено. Во всяком случае, Петр Васильевич очень на это надеялся.
Еще больше он надеялся, что один из приехавших на соревнования спортсменов, позарившись на солидный денежный куш, поймает для него ночью рыбину с присоской на плоском животе. И его надежда оправдалась. Нанятый им Андрей Тапиров подцепил бычка – подкаменщика после нескольких забросов спиннингом. Тапир не особо церемонился с трофеем – подведя к урезу воды, резким движением выбросил рыбину прямо в руки поспешившему на помощь Гэдульдихту. И егерь ловко ее поймал – на свою беду.
Перламутровый сок, разбрызгиваемый бычком-подкаменщиком, попал Гэдульдихту и на руки, и на грудь, и на шею, и на лицо. И все места, на которые попал этот перламутр, сразу же стали растворяться, исчезать. Гэдульдихт не успел даже вскрикнуть, как вместе с рыбой рухнул в воду, вернее, рухнуло то, что отсталость от его тела…
Даже когда Ношпа закапывал в своем подполе живого Геннадия Белова, он не испытывал такой ужас. Не носи он на своей облысевшей голове парик, наверняка поутру увидел бы в зеркале седину в волосах. Удивила Перта Васильевича реакция на происшедшее Тапира. Создалось такое впечатление, что молодой рыболов словно был готов к чему-то подобному. Он просто достал из-за пазухи висящую на шелковом шнурке серебряную монету, приложил ее к губам и спросил, что им делать дальше.
«Ничего! И молчать, будто ничего не было!» – проорал тогда Петр Васильевич и, не глядя на рыболова, убежал с реки прочь. И сейчас он так и не мог решить, что же делать дальше.
С вершины высокого холма в бинокль Петру Васильевичу хорошо было видно, как Владимир Турецкий по прозвищу Стамбул начал ловлю не далее, чем в двадцати метрах от места старта. Очень выгодной оказалась его позиция. Здесь Скорогадайка, встретившая на своем пути две абсолютно одинаковых, если смотреть с берега, гранитных скалы, разветвлялась на три рукава, которые, сильно петляя, в итоге ниже по течению вновь соединялись. Течение перед скалами-близнецами успокаивалось, опытный рыболов сразу мог распознать нормальную глубину, в которой априори могла обитать приличных размеров рыба. Обитала-то рыба на глубине, но подниматься на кормежку могла и к поверхности, о чем свидетельствовали периодические всплески.
Другое дело, что расстояние от берега до непосредственного разветвления реки было далековато, и добросить до тех самых всплесков приманку казалось проблематичным даже искушенному в рыбалке Нешпаеву.
Стамбул в этом плане придерживался иного мнения. Накануне он завел приманку на самое привлекательное место благодаря кораблику, теперь же привязал к основной леске так называемую бомбарду и к ней на метровом поводке – довольно крупную мушку. Бомбарда более всего походила на поплавок – почти прозрачный, веретенообразной формы, сохраняющий плавучесть, но довольно тяжелый, чтобы заброс получился на приличное расстояние. Благодаря такому свойству после заброса легчайшая мушка могла оказаться даже под противоположным берегом Скорогадайки, да к тому же еще имелась возможность сплавить ее вниз по течению, после чего начать проводку.
