Женился он на молоденькой бесталанной актрисе местного театра Параскеве, которая во время гастролей в Ростове как раз и пала жертвой «золотой ручки» Капы Грузи. Та обнесла комнату актрисы-купчихи сразу на 950 рублей. Естественно, спохватившаяся Параскева кинулась причитать, но Капитолина, поохав и всплакнув с ней на брудершафт, предложила в виде компенсации за страдания «от этих жутких ростовских воров» проводить купчиху в Таганрог. Благо та выболтала ей все про мужа-пропойцу.
В приморском городе Капа чуток погостила, по случаю щедро подливая отельеру Михаилу Кобылину. Проснувшись, он обнаружил, что «полегчал» на золотые часы с цепочкой и перстень с бриллиантом, бывшие при нем до попойки.
Впрочем, ума это ему не прибавило. Обиженная Параскева неудачника Кобылина оставила, монументальное домовладение отчима пришлось продать жене коллежского советника Анне Семеновне Похлебиной. Купец женился во второй раз, разница в возрасте с новой женой, дочерью отставного штабс-капитана Ольгой Колосовой, составила 16 лет. Но знаться с Ивашкой Хмельницким он не бросил, и в 1904 году отдал богу душу от болезни печени, будучи 62 лет от роду.
Но этого Капитолина Грузи уже не узнала. В феврале 1892 года суд присяжных признал ее виновной в многочисленных кражах и приговорил к ссылке на вечное поселение в Тобольскую губернию. «Во глубине сибирских руд» следы ростовской «золотой ручки» затерялись.
Прибежище Локусты
Сегодня ее имя известно лишь узкому кругу специалистов. А в конце XIX века эта женщина считалась одной из самых опасных преступниц Европы, которую разыскивала полиция сразу двух империй. Ее подозревали как соучастницу в одном из самых громких и загадочных убийств (или самоубийств) столетия — смерти в замке Майерлинг австрийского эрцгерцога Рудольфа, единственного сына императора Франца Иосифа и Елизаветы Австрийской, и его любовницы баронессы Марии фон Вечера. Ее руке приписывали череду отравлений в Австро-Венгрии и России, ни одно из которых так и не было раскрыто. Она бесследно исчезала и неожиданно появлялась, меняя обличья, имена, виды официальной деятельности, но неизменно оставаясь искуснейшей отравительницей Старого Света, лично изготавливавшей яды, состав которых не могли определить даже полицейские эксперты. Лучшие сыщики Европы разыскивали ее в столицах и на курортах, а она спокойно скрывалась от них в захолустном Ростове и действовала через собственную разветвленную сеть поставщиков.
А начиналось все как в банальной австрийской оперетте. 18-летняя Эмма Биккер, эдакая начинающая венская Сильва, появилась на подмостках столичного кафешантана «Олимпия». Заведеньице так себе, отнюдь не «Мулен Руж», не «Фоли-Бержер» и даже не «Диглас». Скорее, развлечение для пузатых бюргеров, поедателей телячьего шницеля и истребителей свиного швайнсбратена.
Девица из провинции бодро сучила ножками, размахивая по сторонам пышными нижними юбками с кружевами (до появления канкана демонстрировать обнаженные ноги на сцене еще считалось непристойным) и ослепляя уважаемую публику стеклярусом и блестками-пайетками на платье.
Ни у кого не было оснований подозревать малышку Эмму в чем-либо предосудительном. Хотя именно в ту Викторианскую эпоху кафешантаны-кабаре-варьете воспринимались как нечто среднее между борделем и театром, а тогдашние звезды сцены вполне совмещали искусство Терпсихоры и Венеры.
Но, вероятнее всего, нашу девицу прельщали не муки творчества, а романтические грезы. Ибо очень скоро она с головой окунулась в пучину единственной и неповторимой любви. По крайней мере, о других ее романах более ничего не известно.
Венский дамский врач Брунн был завсегдатаем «Олимпии» по нескольким причинам. Само собой, искусство его, конечно, прельщало, но и в картишки господа шалили тут вовсю. Оттого градус азарта и возбуждения в этих стенах порой зашкаливал.
К тому же обратная сторона жизни актрисулек была Брунну не чужда уже в силу его профессии. Он врачевал последствия постыдных страстей, а зачастую и помогал девицам избавиться от ненужных плодов случайной любви.
Сильные руки и чувствительные пальцы врачевателя (и карточного шулера) будоражили головку 18-летней девицы, вызывая самые пламенные грезы и романтические иллюзии. Да и много ли надо юной гризетке, чтобы заставить поверить хотя бы в мимолетное счастье: букетик фиалок, бонбоньерка от шоколадной фирмы «Моцарт», торт «Захер» и пылкие признания сквозь сигаретный дым. Для самого доктора-ловеласа дело это было привычное, не первая и не последняя дурочка с венского переулочка.
Далее все как обычно: бурный скоротечный роман, деньги для любовника-игрока, измены, приступы ревности и ярости, «тихий лепет оправданья», крушение сценической карьеры.
В пылу любовных страстей Брунна доконал совершенно несвоевременный профессиональный скандал: одна из его местных пациенток умерла от открывшегося после запоздалого врачебного вмешательства кровотечения. Делом заинтересовалась венская полиция, и неудачливый акушер угодил за решетку на 5 лет, оставив Эмму с разбитым сердцем и без гроша в ридикюле. Хозяйка же кафешантана от греха подальше выставила ее на улицу как ненужного свидетеля.
Заштампованная литературная судьба должна была бы привести экс-актрису в стройные ряды дам полусвета, а то и в сонм суицидальных мучениц. Однако не такова была тиролька Эмма Биккер, чтобы пасовать перед старой как мир проблемой. Юные грезы улетучились как сигаретный дым, остался только холодный прагматизм. Страстное чувство сублимировалось в такое же страстное желание ухватиться за жизнь зубами.
На какое-то время Эмма исчезла из поля зрения своих венских знакомых. Но вскоре объявилась. Уже не в фальшивых панье из китового уса и с захватывающим дух декольте, а в модном и целомудренном турнюре, с томным взглядом и плавными манерами.
Ее кафешантанные товарки пытались выяснить у Эммы, не привалило ли ей счастье в виде богатого любовника и содержателя дамских причуд. Но та лишь скучающе зевала и с улыбкой отмахивалась от назойливых завистниц. Зато, когда подруги тянули ее в шляпочные салоны на Рингштрассе, Эмма с куда большим интересом посещала аптеки и лавки индийских негоциантов. Да и коробки, в которые были запакованы ее покупки, источали ароматы не парфюма, а чемерицы, бузины да клещевины. А из цветов она предпочитала уже не фиалки, а ландыши, лютики, азалии, олеандры и нарциссы.
Кто и как познакомил тирольку с ремеслом древней римлянки Локусты, отравительницы Цезарей, осталось неизвестным. Сама она никогда об этом не распространялась, своего наставника не называла. Вероятнее всего, в нужный момент она просто попала в руки человека, разбирающегося в зельях и ядах. Сам император Рудольф II еще в XVI веке наводнил Австрию алхимиками и оккультистами, лично занимаясь поисками философского камня. Особенно много трудилось их в Вене и Праге. Не исключено, что Биккер обрела учителя из числа хороших фармацевтов.
О своей личной жизни Эмма предпочитала не распространяться, резко обрывая любые попытки выяснить подробности. Но товарки и не настаивали. Просто тихо вздыхали, ощупывая очами нежную мягкость новых перчаток Эммы. Повезло, дескать, тирольской деревенщине. Небось, подхватила женатого пузана из местного сейма, а то и из рейхсрата. Мало ли их в лоскутной империи Франца Иосифа.
