Хозяйку салона, почти не говорившую по-русски (обычное явление для иностранцев в России, где многие владели немецким), мало кто видел, она редко спускалась вниз со своего второго этажа. Принимавшие же посетителей приказчики, закройщики да белошвейки свое дело знали и вполне обходились сами.
Они считали естественным, что поступавшие из-за границы наглухо закрытые ящики сразу переносятся наверх в комнаты фрау. Не удивлялись и тому, что хозяйка пускала наверх только какую-то старуху нищенку.
Откуда оборванка приходила и что с собой уносила, никто не интересовался. Странные запахи в доме связывали именно с ее визитами. Кто была та женщина, откуда взялась и куда затем пропала — неизвестно.
Между тем через нее Биккер восстанавливала свои каналы связи. От бабульки многого не требовалось: отнести письменное распоряжение на почту, принять там же по записке небольшие маркированные свертки-бандероли весом не более 3 килограммов и ценой 3 копейки, якобы с образцами товара. В них прекрасно помещались ингредиенты для изготовления эмульсий, экстрактов, тинктур алкалоидов.
Неграмотная нищая старушонка — лучшая ширма для думающего преступника. И сама не сворует, ибо считать не умеет, и не прочитает корреспонденцию, и никто не полезет ее обыскивать — из брезгливости.
Тогда же по России прокатилась непонятная волна отравлений. Глава столичной полиции Иван Путилин вспоминал, как в эти годы отравила богатого старого откупщика Никифорова его молодая супруга Федосья Тимофеевна. Как несовершеннолетнюю наследницу крупного купеческого состояния (около 300 тысяч) Наталью Приселову дядюшка-опекун травил крайне оригинальным и неизвестным дотоле в России способом — помещенной в букет сухих цветов свежей индийской лилией lilium indium. Ее пыльца медленно, но верно поражает дыхательные пути и может даже свести в могилу.
А ведь именно из Индии в основном поставлялись образцы товаров модистки Махт, и как раз индийская посылка помогла ее разоблачить.
Великую отравительницу подвела случайность — алчность нанятой ею старухи, предтечи Шуры Балаганова.
Получая от Эммы достаточную сумму за услуги (в этом нет сомнений, осторожная тиролька никогда не была скрягой), нищая старуха не удержалась и стянула на Старом базаре ридикюль у зазевавшейся хабалки. Та подняла крик. Лапищами расшвыряла народ и мертвой хваткой вцепилась в убогую. Городовой знал старуху — она примелькалась на базаре, — хотел отпустить ее с тумаками. Но хабалка требовала обыска. Каково же было удивление городового, когда в перекошенной халабуде старухи обнаружились странные пакеты с иноземными надписями.
Городовой струхнул, послал за приставом. Злющий пристав 2-го участка есаул Иван Попов, которого оторвали от обеда, хотел было с ходу наорать на тупицу городового, но, увидев находку, поостерегся. Мало ли что.
Пакеты забрали в участок вместе с нищенкой, разыгрывающей паралич. Там развернули пакеты, из них выпали какие-то завернутые в бумагу пахучие порошки. Пригласили полицейского врача, тот понюхал, посмотрел в лупу, затем выгнал всех из комнаты и объявил, что в пакетах особо опасные яды.
Старуху привели в чувство, прижали как следует, и та созналась, что с пакетами на почту ее посылает модистка Махт. Полицмейстер войсковой старшина Николай Лазарев сообразил, что наконец у него в руках оказалась важная фигура. То ли социалистка, то ли анархистка, то ли вообще опасная персона. Он распорядился установить наблюдение за модной мастерской, а почтмейстера обязал перлюстрировать корреспонденцию иностранки и вскрывать в присутствии полиции и медиков приходящие в ее адрес посылки. Само собой негласно.
Вскоре на имя фрау Махт пришла посылка из Калькутты. Лазарев лично примчался на почтамт. Опытный полицейский врач в перчатках аккуратно взломал ящичек и развернул плотную бумагу. Внутри был заботливо упакованный деревянный горшочек-калебас. В нем находилось порядка 5 фунтов (примерно 2,3 кг) побегов какого-то растения с белыми цветочками, покрытых нежной корочкой. Внимательно осмотрев его, врач уверенно констатировал — Strychnos toxifera, стрихнос ядоносный, известный как сырье для изготовления яда кураре. Схожие цветы преподносились девице Приселовой, о чем писал сыщик Путилин. То есть мы вполне можем предположить, что описанный «гением русского сыска» случай — как раз дело заботливых ботаническо-фармацевтических рук Эммы Биккер, выполнившей из Ростова заказ подмосковного дядюшки-опекуна.
У полиции появился веский повод наведаться с обыском к самой модистке. Но фрау Махт, узнав о задержании нищенки, не собиралась дожидаться полиции. Все самое ценное было у нее под рукой, и она вновь исчезла без следа. Докладывать начальству было нечего, и полицмейстер Ростова распорядился огласке дело не предавать.
Лишь через два месяца Эмму Биккер задержали на австрийской границе, опознав ее по полицейским ориентировкам, много лет хранившимся у пограничников.
Следствие по делу международной отравительницы затянулось надолго — ведь, по сути, Биккер лично никого не убивала. Она лишь изготавливала различные яды на заказ; следователи спорили бесконечно, какую статью ей вменить. Но предполагается, что из императорского Хофбурга последовал вполне недвусмысленный намек, и в 1901 году суд наконец вынес жесткий вердикт: пожизненное заключение.
Для женщины это было немыслимое наказание. Такие сроки в двуединой империи получали разве что участники убийства эрцгерцога Франца Фердинанда, анархист Луиджи Лукени, убивший напильником в Женеве в 1898 году мать злополучного Рудольфа императрицу Елизавету Баварскую, и особо опасные политические и уголовные преступники.
Но Эмму Биккер решено было наказать именно так. Да еще и после тайного суда, не предававшегося огласке. Видимо, императорскому двору было что скрывать.
Местом пребывания Биккер определили центральную уголовную тюрьму Вены — чтобы она оставалась под контролем.
Надо полагать, условия там были еще те. Заключенная выдержала в застенках лишь 7 лет. Осенью 1908 года она получила передачу с вещами от некоей дамы. Циничная охрана прощупала женское белье, погоготала над ним и отдала сиделице. А когда утром охрана осматривала камеру, Эмма Биккер была обнаружена мертвой. В белье оказался тщательно зашит яд, изготовленный по ее же рецепту. Кто его изготовил, кто унаследовал мастерство зловещей Эммы — осталось неизвестным.
В начале ноября 1908 года в газете «Петербургский листок» вышла крохотная заметка о смерти венской заключенной, а 24 ноября ростовская газета «Приазовский край» откликнулась на это событие материалом о донском следе отравительницы. За неимением достоверных сведений о жизни Эммы Биккер мемуаристы предпочитают не касаться ее персоны. А жаль, жизнь великой преступницы — готовый сценарий для хорошего сериала.
Жертвы общественного темперамента
Один из теоретиков анархизма Пьер-Жозеф Прудон утверждал, что собственность есть обычная кража. Ибо она противоречит справедливости, потому что нельзя найти никакого принципа, на котором можно было бы ее обосновать. Не нравилась французу также общность. Ибо если в собственности он видел эксплуатацию сильного слабым, то в общности — как раз наоборот. Только труд, по мысли философа-мутуэлиста, может сделать человека свободным и полезным для окружающих. Не суть важно какой, любой труд уважаем. В том числе и труд столь гонимых и презираемых ханжами представительниц одной из древнейших профессий. Именно проституток Прудон называл «жертвами общественного темперамента» — выражение, широко подхваченное прессой в XIX веке. В Ростове «непотребные женки и девки» появились одновременно с петровскими верфями и елизаветинской крепостью. Спрос на них был и в ремесленных слободах Полуденки и Доломановки, и в торговых кварталах новорожденной Нахичевани-на-Дону. И уж тем более в периоды работы Задонской ярмарки и стихийных рыбных, мясных, скотных, сенных торжищ. Гулящие девки городскую власть не беспокоили, голос суровых попов единичных церквей тонул в гомоне торговой толпы, а малочисленная полиция и вовсе сквозь пальцы смотрела на кабацкие посиделки солдаток да вдов. Основатель Армии спасения британский проповедник Уильям Бут в середине XIX века провел собственное исследование низов общества Туманного Альбиона и его преступной части. Преподобному открылась поразившая его истина: лишь 2 % женщин пошли в проституцию, гонимые нуждой. Наибольшую часть жриц Венеры составили те, кого привлекал соблазнительный интерес, 24 % сделали этот выбор осознанно. На 27 % повлияло дурное окружение. Такой же примерно расклад наблюдался и в подавляющем большинстве стран тогдашнего Старого Света.
