Гуру юных ширмачей (карманников) сначала внимательно изучал руки пацанов. Предпочтение отдавалось шкетам с особо длинными и тонкими пальцами, которыми проще было орудовать в жилетном кармане или дамском ридикюле. Этих обучали держать пальцы гузкой для точности клевания, как советовал еще знаменитый вор Ванька Каин (родом тоже из-под Ростова, но ярославского), правильно содержать острые ногти, пользоваться бритвой или другими острыми предметами, занимать правильную позицию перед жертвой, выбирать нужную одежду, совершать точные пассы одной рукой, заслоняя от жертвы работу другой, вовремя спотыкаться, падать на фраера, цепляясь за его нужные места, и массе иных профессиональных тонкостей.
Во дворе «академии» стоял набитый соломой манекен с натянутым на него костюмом и увешанный колокольчиками в местах многочисленных карманов. Сопливый студиозус должен был как кот «облизать» свою жертву, выначив искомый предмет из переднего, нагрудного, жилетного и заднего кармана так, чтобы не дрогнул ни один колокольчик. Это упражнение именовалось «золотая тырка». Особым шиком считалось, чтобы малец сдернул кошель без ошмалашу (ощупывания карманов), не трекая по неосторожности фраера ушастого при тырке.
В случае затрудненного доступа в карман (холодное время года, застегнутые карманы, толпа вокруг и пр.) ошмалаш надлежало выполнять легким постукиванием-поглаживанием-пощупыванием кармана так, чтобы жертва не насторожилась. Это почти невозможно было делать без помощника-затырщика, который бы отвлекал фраера. Ошмалаш должен был совершаться с самым невинным, скучающим видом. Козлятник учил будущего тырщика лишь слегка наклоняться к жертве, как бы нечаянно чуть касаясь ее, и обязательно смотреть в другую сторону. В принципе, опытному ширмачу достаточно было лишь одного легкого прикосновения, чтобы сообразить, в каком положении находится вещь и как удобнее ее утащить.
Не справившийся с этим упражнением шишбала подвергался нещадной порке.
Минимальный срок обучения искусству «карманной тяги» длился не менее полугода. После чего в присутствии строгой «приемной комиссии» из воров студиозус сдавал экзамен в три этапа. На первом этапе ему надлежало стянуть что-либо ценное у торговца. Настороженные торгаши — хороший раздражитель для ширмачей. Оставить их с носом — дело чести каждого уважающего профессию карманника или магазинника.
На втором этапе студиозусу полагалось обокрасть городового. Что, при общем отношении босяков к полиции, было истинным наслаждением для выпускника.
Третий этап был самым сложным: необходимо было украсть уже у другого такого же ширмача. Который, конечно же, ни о чем не подозревал. Как вору у вора дубинку украсть — это могли сообразить лишь самые пронырливые ручечники. Здесь ни о каком ошмалаше вообще речи идти не могло — только чистая работа. Успешно прошедший все три этапа признавался достойным высокого звания ростовского ширмача и допускался к работе уже в составе взрослых шаек карманников. Сначала затырщиком, а затем и профессиональным щипачом. При упорных тренировках и прилежной работе у него был шанс вырасти в настоящего марвихера или аристократа — карманника высшей квалификации. Особо уважаемого в воровском мире Ростова и гастролирующего по всей империи.
Новые времена подарили местной хевре еще один вид преступного промысла — тот, который в 20-х годах за океаном назовут бутлегерством. Начало Первой мировой войны для населения России ознаменовалось не только океаном крови, но и запретом на торговлю алкогольными напитками.
Однако, несмотря на, казалось бы, введенный в империи сухой закон, в ряде городов страны торговля алкоголем была разрешена. В первую очередь на Кавказе, где вино было частью рациона питания, почти религией.
До винного эмбарго ростовские виноторговцы закупали товар оптом. Вино крепостью в 13–15 градусов, туземной мерой в 48 ведер, под названием «Сапан» (цена 45–60 рублей за меру) брали в Кахетии. В Ростове и Нахичевани «Сапаном» торговали 15 погребов, чьи обороты достигали полумиллиона рублей в год. Всего в Донской области функционировало около 600 казенных винных лавок. После введения запрета управляющий акцизными сборами оставил их всего 5, причем исключительно для продажи денатурированного спирта для нужд здравоохранения. Из них две были в Ростове, по одной — в Нахичевани, Таганроге и Новочеркасске.
После введения эмбарго в августе 1914 года закавказские виноторговцы «Товарищества М. В. Асланова» скупили все винные запасы, взвинтив цены сразу до 350–400 рублей за меру. В Ростове все склады с запасами были опечатаны акцизными чиновниками.
Этим воспользовались местные бутлегеры, наладившие доставку водки и крепкого вина-чихиря в Ростов в поездах. Водку везли в корзинах, чемоданах, вино — в небольших бочонках с надписью «кавказский винный уксус». В Кахетии четверть водки стоила 2–3 рубля, а в Ростове контрабандисты продавали ее уже по 10–12 рублей. В месяц бутлегерам удавалось сделать не менее десятка ходок. Их еженедельный доход, за вычетом накладных расходов и подмазывания нужных людей на железной дороге, составлял порядка 200 рублей. Со временем в этот бизнес включились также кондукторы и официанты вагонов-ресторанов.
При этом уже на месте водку разбавляли кипяченой водой и сдабривали красным перцем, чтобы выпивоха не сразу разобрался в качестве товара. Торговали чихирем в ресторациях и кафе, разливая из небольших чайников для отвода глаз.
Увидев, какие шикарные доходы дает бутлегерство, оборотистые люди организовали подпольное винокурение уже на берегах Дона. Особенно пышно этот бизнес расцвел в Нахичевани, коммерсанты которой имели собственные связи с кавказскими земляками. Водку гнали из кишмиша, денатурированного спирта, изготавливали так называемый квасок или ханжу. Пойло было еще то: по городу прокатилась волна смертельных случаев, вызванных отравлением суррогатом.
В преступный бизнес включились даже аптекари и кондитеры. Аптеки, под предлогом изготовления лекарств, раз за разом подавали челобитные акцизным чиновникам, которые отпускали со складов спирт под расписку. Какое там потом было лекарство, нетрудно догадаться. Градоначальник генерал-майор Евгений Климович топал ногами, когда узнал, что на лекарства аптекари как-то истребовали сразу 127 ведер коньяку.
Рестораторы просили большое количество вина для изготовления такого блюда, как груши в мадере, кондитеры требовали себе алкоголя для приготовления вишен, слив, черешни и других фруктов в вине, коньяке и так далее. Торговый Ростов в разгар сухого закона упивался до изумления.
В итоге 2 мая 1916 года войсковой наказной атаман Василий Покотило издал постановление о частичном разрешении торговли виноградными винами. Ну, раз уж прикрыть шлюзы для контрабандной речки не получается. Два года бесполезной борьбы с донским зеленым змием ни к чему не привели. Атаман разрешал распивочную продажу для ресторанов, клубов, гостиниц 1-го разряда, а выносную — для ренсковых погребов и оптовых складов, но только для вин отечественного производства не крепче 10 градусов. Нарушители градусов подвергались штрафам до 3 тысяч рублей и срокам до 3 месяцев тюремного заключения. Богатяновка выдохнула и под видом вин отечественного производства сливала в розничную сеть через тайные шинки любое пойло, мало-мальски похожее на дары Диониса. В очередной раз воровской Ростов обмишулил имперский «закон и порядок».
