Матрос Петр Коптев у себя в доме содержал мастерскую по изготовлению адских машин, их в ходе обыска и обнаружили сыскари. Запасник из студентов-химиков Яков Андреев при себе хранил рецепты для приготовления взрывчатых смесей, а на его квартире были обнаружены такие же баночки с остатками пироксилина. Последним взяли парикмахера Архипа Шкаленко, который, пользуясь обширной говорливой клиентурой, в «Галеро» выполнял роль разведчика и наводчика.
18 октября 1917 года «Ростовская речь» писала: «Судебно-уголовной милицией ликвидирована известная шайка «Галеро», именовавшаяся союзом авантюристов-апашей, терроризировавшая в последнее время рядом взрывов домов местных богачей и вымогавшая у последних крупные суммы денег».
Впрочем, господа репортеры сильно поторопились. Через неделю в Петрограде закончилась коротенькая эра игры в демократию — пало Временное правительство. А вместе с ней — и эксперимент Александра Керенского по перевоспитанию жулья. Власть сменилась вновь. В очередной раз открылись тюрьмы, и на улицу под видом политических заключенных выпорхнули арестованные милицией бандиты периода двоевластия. Те самые «птенцы Керенского». В их числе и активнейшие борцы с режимом из шайки «Галеро».
Раздосадованный Ванька Иващенко экспериментировать не стал, а сразу же собрал всех своих людей в уже обычную банду налетчиков. Ровно три года спустя они вновь угодили в руки уже Донского уголовного розыска. Революционный суд обременять себя шумным процессом не стал. 29 октября 1920 года Иващенко и другие «экс-апаши» Михайлов, Герасимов, Гвоздев, Пензюков, а также примкнувший к ним старый стрелец савотейный Сытников были расстреляны за бандитизм.
К этому времени не было уже и самого главного милиционера Ростова Павла Калмыкова. В феврале 1918 года его на пороге здания милиции расстреляла ворвавшаяся в город толпа красногвардейцев Рудольфа Сиверса, которую привел туда местный мокрушник Ванька Габель. Когда здание милиции осадила бушующая толпа, угрожая расправой всем находившимся в здании агентам (Буткова расстреляли во дворе, Черепахин спасся только потому, что был большевиком), Калмыков призвал своих студиозусов пойти на выручку коллегам. Никто и пальцем не шевельнул. Тогда первый революционный милиционер пошел один. И его тремя выстрелами «отправили в штаб к Духонину» местные поборники справедливости в лице освобожденных из кордегардии налетчиков с 7 судимостями Женьки Гесмана (по прозвищу Полтора Жида), Мишки Топоркова (он же Железный) и Борьки Халецкого.
По свидетельству известного меньшевика Александра Локермана из Донкома РСДРП, среди штурмовавших милицию «было немало заматерелых уголовных преступников».
Тогда же был расстрелян и бывший помощник полицмейстера Николая Иванова коллежский асессор Роман Зубрицкий. Воровской синдикат Ростова умел мстить.
«Покайтесь, воры, мазурики, мошенники, раклы!»
В годы Гражданской войны радикализация преступного мира Ростова и расслоение некогда строгих профессиональных сообществ только усилились. В конце 1917 года из северных столиц и неспокойных центральных губерний разваленной империи на сытный и относительно мирный Юг стали стекаться зажиточные предприниматели, аристократы, интеллигенты, артисты, военные, политические деятели в надежде пересидеть смуту под защитой казачьих шашек и дождаться наведения порядка в стране. Сюда же они везли спасать от обысков и конфискаций свои движимые фамильные ценности, драгметаллы и камни, размещая их в местных банках, которые казались более надежными.
В растекшейся по стране гражданской «войне всех против всех» Ростов фактически превратился в столицу Белого движения и на целых два года стал тыловой базой Добровольческой армии. Здесь располагалось деникинское правительство ВСЮР, находились армейские цейхгаузы, продовольственные хранилища, фуражные склады. Сюда переместились товарный и валютный рынки, стянулись сотни спекулянтов и аферистов со всего Юга России, заключавших миллионные сделки на армейских поставках. Коннезаводчики, винные, хлебные, мясные, сахарные, кожные, обувные, мануфактурные дельцы нагревали руки на впаривании белогвардейским снабженцам зачастую пропащего товара, делясь с ними же рекордными барышами. Еще больше доходов наваривали они на торговле с союзниками, только-только завершившими Первую мировую войну и спешившими сбыть собственное вооружение русским в обмен на хлеб, уголь, лес и пр.
А поскольку многочисленные дензнаки воюющей страны особой ценности не представляли и доверия не вызывали, барыши тут же превращали в золото или в твердую валюту.
Для крестьян, которых на селе и на дорогах грабили дезертиры, партизаны всех окрасов, всевозможные «повстанцы» и откровенные бандиты (как в фильме «Чапаев»: «Белые пришли — грабют, красные пришли — грабют, ну куда крестьянину податься?»), сбывать свою продукцию в Ростове тоже было гораздо надежнее. Здесь же можно было купить или обменять продукты на необходимые товары для села.
Сюда же ехали артисты, киношники, шансонетки, театралы, литераторы, политики, не нашедшие себя в Советской России и надеющиеся устроиться здесь либо при ОСВАГЕ (по сути, министерство пропаганды Белого движения), либо при местных театрах-варьете-киностудиях, надеясь и дальше безбедно существовать. Они же привнесли в Ростов и разгульные нравы обеих столиц, где вино лилось рекой даже в мрачные годы Первой мировой в условиях сухого закона, а пышные торжества следовали одно за другим.
К примеру, большой популярностью в городе пользовалась модная труппа «Театральной мастерской», дававшая спектакли в так называемом «Подвале поэтов» — тесном подземном театрике в центре Ростова. Руководил ею юный режиссер Павел Вайсбрем, который ставил лермонтовский «Маскарад», пушкинский «Пир во время чумы», пьесы Карло Гоцци, Александра Блока, Алексея Ремизова. На крошечной сцене блистали уже знакомый нам помощник присяжного поверенного Георгий Тусузов и юрист-«расстрига» Евгений Шварц.
Поэтому Ростов эпохи Гражданской войны превратился в некий российский Вавилон, где пир во время чумы не прекращался независимо от ситуации на фронтах. Даже ночной захват города Первой конной армией с 7 на 8 января 1920 года пришелся на момент, когда многие его обитатели сидели за праздничными столами.
Естественно, что сюда, в это «вавилонское столпотворение», словно акульи реморы-прилипалы, ринулись толпы всероссийского жулья в надежде денежный излишек экспроприировать. Милиции, лишившейся единой базы данных, стало трудно их опознавать, а обескровленная расколом ростовская хевра пыталась сохранить хотя бы собственные доходы, не пытаясь вступить в противостояние с пришельцами. Так что уже в 1917 году основными занятиями местного воровского полусвета стали отнюдь не кражи, а мошенничество, грабеж и разбойные нападения.
Символичным событием этого периода в истории Ростова стал воровской сходняк осенью 1917 года, на который был вызван для объяснений начинающий 19-летний жиган Санька Бобук (в миру Александр Кузнецов), недавний солдат, комиссованный по ранению. Он после ссоры убил известного нахичеванского вора Ивана Хазизова. Воровской «пленум» горел желанием отстоять честь своего усопшего самым жестким образом.
