Его взяли тихо, без шума. Он, как водится, и не отпирался. Да, участвовал. Все, как и в Харькове: две недели рыли, чтобы успеть точно под Рождество. Дворник, мерзавец, копал вместе с нами, а потом пытался шантажировать. Противно было, и не в наших правилах, но пришлось убрать. Многое просто не успели вынести. Да и черт с ним, утащили из стальной комнаты так много, что решили не гневить Бога, бросить. Кто остальные взломщики? Что вы, господа, бог с вами, какие фамилии? Ищите сами, за что же вам донское правительство жалованье-то платит?
С Буйвеном все было ясно — не скажет, профессиональный вор. Хоть стреляй. Но ведь у следствия в руках есть еще сломленный духом артист Бахенкевич. И вскоре судебный следователь Мова беседовал уже с неким Игнацем Косицким, а на столе у него переливалась солнечными бликами горка конфискованных драгоценностей. Через день в Екатеринославе арестовали и любовницу Косицкого Лию Беркович, но, к сожалению, коллекцию конфиската она не пополнила. Варшавские воры женщинам ни денег, ни драгоценностей не доверяли. Три грабителя сидели за решеткой, остальные растворились с большей частью добычи. Кто они? Следователь Мова этого так никогда и не узнал. Мы же без особой боязни ошибиться можем допустить, что это были Квятковский, Горошек и Сандаевский, вышедшие сухими из воды. Однако, похоже, существовал еще и седьмой, из местных, без которого невозможно было так скрытно работать, доставать все необходимое. Видимо, с его подачи они и нашли в Ростове киллера, чисто убравшего дворника.
О нем ничего не знали даже сыщики группы Зеелера-Мовы. Но мы можем проследить эту историю дальше.
В декабре 1922 года Донугро накрыл в Ростове многочисленную банду грабителей (24 человека), которую возглавлял заведующий фабрикой «Седло» Владимир Чернышев. На фоне тогдашних ростовских шаек за ними не числилось ничего особенного — ограбление склада «Донобсоюза» (вынесли 50 тысяч аршин мануфактуры), конторы «Учрабиса» и пр. Однако был в банде профи, который заметно выделялся среди остальных.
35-летний взломщик Антон Лапшин фонтанировал идеями и старался не размениваться по мелочам. Он уговаривал Чернышева совершить ограбление Волжско-Камского банка, Монетного двора в Москве, даже рисовал схемы преступлений, чем повергал в ужас обычного налетчика. Но однажды тот пошел ему навстречу — дал согласие на реализацию одной из его идей. 13 ноября 1922 года с подачи Лапшина был ограблен магазин общества «Рус», находившийся на углу Таганрогского (ныне Буденновского) проспекта и улицы Дмитриевской (ныне Шаумяна). Из подвала соседнего дома Лапшин со товарищи прорыли 60-метровый подземный ход. Чтобы не привлекать ничьего внимания, вырытую землю ночами в мешках вывозили на подводах. Пробравшись в магазин, они очистили все полки и склад. Погрузили товары на автомашину и вывезли их в неизвестном направлении.
Точно таким же способом, через подкоп, банда ограбила фабрику дензнаков в Ростове, похитив 1,181 миллиарда рублей ассигнациями. Для Ростова, где предпочитали гоп-стоп и вооруженные налеты, «подкопная война» была в диковинку, что и привлекло внимание милиции. Банду быстро выловили, но Лапшина взяли лишь в Пятигорске, когда тот собирался перебираться в Батум. При нем обнаружили 100 миллионов рублей — «дензнаковские» деньги.
Делом особой важности занимался уже не угро, а ЧК. На допросе Лапшин сначала симулировал сумасшествие и пытался бежать, выпрыгнув со 2-го этажа. Но затем успокоился и намекнул чекисту, что он-де не простой шниффер, а участник нашумевшего рождественского ограбления банка в 1918 году. Что весьма походило на правду, если сравнить почерк ограбления фабрики и общества «Рус». Опытному местному кадру, Лапшину было несложно вывести поляков на нужные связи и нужных людей.
Но для следователя из ЧК тогда это было совсем неактуально. Он и слыхом не слыхивал ни о каком рождественском деле. Он с легким сердцем вынес расстрельный приговор всей банде Чернышева, а заодно и поляку-медвежатнику, так и не поинтересовавшись, не спрятали ли грабители исчезнувшую часть добычи где-нибудь на темерницко-нахичеванских холмах. Ибо настораживает, что ни Бахенкевич спустя девять месяцев после ограбления, ни Косицкий немногим позже, ни Лапшин даже через три года так и не смогли переправить добычу за кордон. Очень может быть, что варшавские взломщики припрятали свой сказочный куш где-нибудь неподалеку от Ростова, а может, и в самом городе, дабы в более спокойные времена его забрать. Не зря ведь заемные билеты железной дороги они унесли все до одного — явно надеялись ими воспользоваться. Может быть, до сих пор таится в донских курганах или в подвалах старого Ростова богатейший «приз» из «стальной комнаты»?
Пальцы веером
Это в нынешней молодежной субкультуре выражение «пальцы веером, сопли пузырем, десны в волосьях, на зубах колючки, на ногах фиги» означает демонстративную заносчивость, наглость, быковатость человека. В начале XX века в Ростове держать пальцы веером было профессиональным признаком хорошего карманника-щипача. Еще во времена Ваньки Каина опытные карманники учили молодежь правильно держать пальцы гузкой, чтобы отточенным движением ловко выудить у жертвы присмотренную вещь без ошмалаша (ощупывания). Пальцы — главный инструмент щипача, их берегли и лелеяли. У юного звонка наставники-козлятники внимательно осматривали руки. Если пальцы длинные, то путь ему в карманники или в музыканты. Движениям и положению пальцев уделялось особое внимание. Щипач должен быть крайне осторожен и рассудителен, он слишком рискует, работая среди множества людей. Малейшее неточное движение, и можно не надеяться на снисхождение. Пойманного вора с удовольствием лупили смертным боем, а то и ломали руки — его самый главный инструмент (в рабоче-крестьянской милиции поступали гуманнее — ломали всего лишь пальцы). Поэтому шлифовка профессиональных навыков велась годами, начиная с «воровской школы» для подростков до самого ухода на заслуженный отдых. Найти в Ростове курящего, а тем более пьющего щипача было невозможно — рука может подвести в ответственный момент. Они никогда не наносили на руки татуировок. Это уже в советское время, лихости ради, недалекие карманники на зоне делали себе татуировки в виде паука или жука. Что было совершенно нелепо, ибо как раз по ним любой обыватель мог опознать меченую угрозу. Работающие в приличных местах интеллигентные крадуны нередко носили перчатки, оберегая руки и не давая им терять чувствительность.
Следует понимать: хороший щипач — элита уголовного мира, его сливки, его холит и лелеет сама хевра. Несложно предположить. Опытный медвежатник может взломать один сейф за несколько месяцев — требуется подготовка, сбор сведений, переезд на «клей», наблюдение, приобретение необходимых инструментов и пр. Профессиональные мошенники не вылезают из своих нор чаще раза в месяц. Серьезные домушники или городушники работают по домам, квартирам и магазинам не чаще раза в неделю. Даже не особо разборчивые скокари не могут частить, ибо любой «скок» тут же увеличивает концентрацию полиции и стражников в районе наиболее частых нападений. Хевра же кушать хочет ежедневно. И тут к ее услугам щипачи, которые гуляют по маршруту, как постовые, каждый божий день.
По подсчетам профессора Александра Гурова, в среднем профессиональный щипач за месяц совершает не менее 25 карманных краж. При этом лишь в 5 случаях из 100 жертвы догадываются о совершаемой у них краже. Раскрываемость же подобных преступлений остается неизменной столетиями — от 1 до 15 %. Таким образом, именно щипачи были настоящими кормильцами прожорливой Богатяновки, и их особенно берегли и «боги», и мазы.
