– Рассчитать марсианскую орбиту несложно. Комп выдаст несколько вариаций, от нее и импульс на торможение в нужной точке задать. По этому поводу есть кое-какие задумки. – Женька принес из капсулы мятые тетрадные листы. – На мой взгляд, наиболее ответственным этапом является посадка «Атмосферы» на поверхность, кроме этого, мы не знаем точного местонахождения объектов, и пока это выясняется, можем проболтаться на орбите уйму времени. А если потребуется корректировка орбиты? Какие энергетические и топливные затраты будут? Хватит ли? Ну и сам старт комплекса к Земле. Рано что-то вразумительное предлагать, если интересно, вот мои записи. Но я все же за «рискнуть»! Раз долетим, то было бы глупо не выполнить поставленную задачу, тем более мне придется высаживаться.
– Мнения заслушаны, спасибо. Во многом с вами согласен, послушаем рекомендации Земли. Женька, готовь связь и документы, поработаем. Сане – отдыхать!
– Есть! Только у меня до окончания вахты еще полчаса? – Он скрупулезно собрал листы расчетов в стопку, чтобы проверить их в тихой, успокаивающей обстановке капсулы.
– Иди, не уснешь ведь сразу, возьми и мои наброски, проанализируй, может, пригодятся, потом доложишь. – Брат Никодим подал Сане свой блокнот, одновременно приглашая Женьку занять место рядом с командирским пультом управления.
День двадцать первый. Искушение брата Никодима
Как и ожидалось, Земля полностью согласилась с выводами экипажа, одобрив высадку на поверхность всего личного состава, а также схему перераспределения запитки комплекса, за исключением незначительных аспектов, связанных в основном с ключевыми, навигационными маневрами на орбите Марса. Пообещала ускорить и работы по определению точного местонахождения «адских» пещер. Взмылин на сеансе связи с присущим ему сарказмом заверил в долгом, продуктивном разговоре с Орном. Спрашивать о делах и здоровье великана не решились, понимая, что, возможно, в ближайшем будущем он может остаться единственным из своего племени. Для поддержания боевого настроя экипажа, крайне удрученного гибелью Рифата, профессор раскрыл некоторые подробности о выборе ребят в качестве марсианских первопроходцев.
Оказалось, согласно пророчествам, распространенным среди великанов, ходит молва, что помешать колонизации Земли могут люди, которые справятся с одним из разведчиков. До ранения Орна это сделать не удавалось никому, поэтому и было принято решение о привлечении парней к межпланетной экспедиции. Плюс знание Рифатом языка гигантов.
В конце сеанса Взмылин поблагодарил экипаж за грамотные действия при нештатной ситуации и заверил, что лично отправится в Казань к родителям Рифата.
Информация, поступающая от марсианских орбитальных спутников и роверов, действующих на планете, успешно перехватывалась, тщательно обрабатывалась, всесторонне анализировалась, и вскоре картинка сложилась во вполне ясное и четкое представление о районе высадки. Нет, подробных деталей по-прежнему не хватало, непонятна была и обстановка, но зацепки были, и очень даже неплохие…
Гарнитура, одиноко валяющаяся на командном пульте, зашуршала нарастающим фоном, переходя с редкого треска на зловещий шепот. Катавасия космического эфира. Наверное, поток солнечных заряженных частиц накрыл комплекс? Не факт, с Земли предупреждений не поступало, показания приборов в норме. Странно, брат Никодим отвлекся от графика топливного, расходного листа. Как же холодно, свитер не помогает, а скорее мешает в скафандр забраться и здесь, в отсеке, движения сковывает. Очень зябко становится, леденящая дрожь пронизывает до костей, сводя мускулы и суставы. Попить бы. Кстати, нужно уменьшить порцию ежедневного рациона еще на треть, а то не дотянем до дома. Без еды человек проживет и месяц, а вот без воды максимум неделю. В крайнем случае Женьку съедим, как наименее ценного члена экипажа на данном отрезке полета, по принципу значимости. Никодим усмехнулся своим умозаключениям, однако понесло…
– Никодим, здравствуй!
Послышалось или зовет кто? Командир осмотрелся в поиске источника звука. В отсеке по-прежнему висела та же гнетущая тишина. После гибели Рифата она казалась именно такой, скорбь занимала окружающее пространство, в каждом уголке модуля замерла печаль.
– Никодим, стучусь к тебе.
Не послышалось, это в наушниках. Перекрестившись, брат Никодим приложил их к уху.
– «Печора-1», ответил. – Повинуясь установленному радиообмену, он стал внимательно прислушиваться.
– Забавный позывной. Никодим, не пугайся, это я, отец Иероним, помнишь меня?
Никодим опешил, растерялся, онемел – это значит ничего не сказать. Как, каким образом, почему оказался на связи его монастырский духовник? Непонятно совершенно.
– Батюшка? Благословите, грешного!
Вот это фокус, чудеса, да и только! В Центр управления полетами пригласили его любимого отца Иеронима, седовласого старика, не помнящего даже своего дня рождения. Монастырская братия поговаривала, он еще Ленина живым видел.
– Как вы попали на сеанс связи? Случилось что-то экстраординарное? В незапланированное время разрешили выйти?
– Успокойся, у Господа все возможно! Помнишь, рассказывал тебе об иерее, танцующем в храме? – Голос отца Иеронима был неузнаваем, дальность и помехи сильно его искажали.
– Как не помнить, я все наши беседы наизусть могу пересказать. Такое не забывается! – Брат Никодим надел на голову гарнитуру полностью.
– Не живой я нынче, помер на днях. Вот и решил тебя навестить, пока мытарства не начались, потом уж не походишь. Угостишь чаем? – Разобрать слова отца Иеронима становилось все сложнее.
– Как помер? – Брат Никодим перекрестился на заботливо закрепленную его руками иконку Божией Матери.
– Так и отошел в мир иной, Никодимушка. Как все люди умирают? Братия отпела, похоронили. Отец настоятель много хорошего про меня сказал в прощальном слове, по полному чину отслужили панихиду. Так напоишь?
– Как же мне это сделать? Вы там, а я здесь. Да и чай холодный, греть нужно, по графику. – Волосы шевелились у брата Никодима под наушниками.
– Не волнуйся, я недолго. – Связь прекратилась окончательно.
«Наваждение, спятил? Рано еще, таблетки принимаю, уколы ставлю, не может быть такого».
– Никодим, Никодимушка…
В одном из дальних закутков служебного модуля, в полумраке аварийного освещения, сидел старик в черном одеянии, почему-то покрытый с головой схимой. Опершись на трость или что-то похожее на нее, он попросил брата Никодима не вставать со своего места:
– Ты сиди, не поднимайся. Мне тут хорошо тебя видно и слышно. Чай потом попьем, даст бог, когда твое время придет.
– Отец Иероним, как вы здесь оказались? Поверить не могу! – Руки и ноги перестали слушаться брата Никодима.
– Воля Божия! Прими как должное. – Старец удачно занял место между плафонами освещения, как раз на границе света и тьмы, отчего его лицо невозможно было разглядеть. Голос похож, но был словно пропущенный через ревербератор, с металлической ноткой. Этот запах, чем же пахнет, проводка? Не церковный совсем, может, на том свете все по-другому?
