Юнец недружелюбно переложил кувалду в другую руку, со вниманием ожидая от кузнеца сигнала к действию.
– Родители не положили разве с собой? Обычно мамки всегда своим чадам что-нибудь, да кладут. Может, родственники, знакомые, нет?
– Карманы могу вывернуть, ничего с собой не взял. Пустой я! – Саня демонстративно вывернул наизнанку наружные карманы брюк и куртки.
– Внутренние тоже покажи. – Отрок глазами указал на собачку молнии. – Сами не полезем, разбойничать не будем.
– Да нет ничего, откуда взяться-то? – Резко расстегнув клапан, Саня дернул левый лацкан куртки и с нескрываемым недовольством вывернул и внутренний карман.
На пол, звеня и играясь, откуда ни возьмись посыпались монеты.
– А говоришь, нет ничего! Обманываешь нас! Нехорошо это! Собери сколько нужно, остальное отдай ему, нам чужого не надо. – Цыган обратился к расторопному помощнику.
Не понимая, что происходит, откуда деньги взялись и зачем ему могильная оградка, Саня изумленно уставился на россыпь монет, среди которых попадались и золотые, отличающиеся от остальных размерами и характерным притягивающим блеском.
– Есть кому молиться за тебя, Саня. Вишь, сколько в карман положили, не на одну оградку хватит. С такой мошной и разбойников минуешь, откупишься, а там Петр с Павлом встретят, в обиду не дадут. Так, может, рискнешь, пойдешь? Все такой дорогой проходят, никто не минует, даже святые старцы и то пешочком идут. Филиппка их сопровождает, уговор у нас с шатунами, не трогают тех, кто с ним под ручку идет.
– Ну, а меня? Проводит?
– А ты разве старец, святой? Бороду вон бреешь, седины опять же немного. Нет, не похож! У них и таких денег мешками, тяжелые, все золотые, самим не донести, Филиппка порой обессиленный возвращается, хотя силушку его видел. Сам иди, еще молодой, авось и выберешься, а нет, так отправлю обратно тебя, по-старому, как научен.
В ушах Сани зазвенело, голова закружилась, кузня расплывалась, меняя форму и очертания. Пытаясь устоять на непослушных ногах, он ухватился за крюк, вбитый снизу в навес крыши. Шум плавно перерос в отчетливый колокольный перезвон, величаво возвещающий о приближении времени обедни.
– Колокола откуда? Где-то рядом церковь? – Саня, держась за крюк обеими руками, недоуменно спросил у опешивших от вопросов кузнецов.
– Привиделось тебе, Саня, ближайшая в городишке, объяснял ведь уже, двадцать верст до нее. Наковальня это звенит, ишь расчирикалась как! Она за день наши потуги принимает, а потом выдает тревожным набатом, а ты сам и послушай. Давай, поможем, плохо тебе? Подержим, не упадешь. Прислони ухо-то, не стесняйся, пойдем. Да ты на колени-то встань, не боись. Зазорным считаем лишний раз поклониться, мним, строим неведомо что из себя, а слушать же удобнее так, ну, клади головушку, да прямо на станину. Слышишь, нравится?
– Колокола, настоящие чудеса! Каким же образом наковальня выдает перезвон?
– Перевернись, другим ухом послушай, ну как? То-то же! Филиппка, держи ему руки, не давай вставать. Да не брыкай ты, Саня, больней будет, себе хуже только делаешь. Отправлять его сейчас будем обратно. Не готов он еще с нами. Пусть ума-разума наберется. Держишь, Филипп? – Кузнец ласково огладил взъерошенные волосы Сани, как бы определяя попутно место для нанесения решающего удара.
– Эй! Вы что задумали, изверги? Так же не договаривались? – Бесполезные Санины телодвижения вырваться из цепких рук юноши вызывали на его суровом лице лишь сожалеющую ухмылку. – Просил только вернуть обратно, а не членовредительствовать. Прекратите немедленно!
– Голову держи крепче, не хватало еще ухо ему отсечь, смеху потом не оберешься. Вскрикнуть не успеешь, как верну. Помяни мое слово. – Кузнец некоторое время присматривался к лежащим у верстака кувалдам, вероятно сопоставляя размер молота с крепостью Санькиного черепа. – Мы с Филиппом только на иконах во всем блеске и великолепии, как на параде, а в обычной жизни приходится и поработать, кувалдой помахать, где доспехи подправить, оружие починить. Опять же уважаемым людям до Эдема без приключений добраться. Вот хороший, как раз для тебя! – Старый цыган отер руки о фартук и, приноравливаясь к ручке выбранного инструмента, с важным видом приблизился к лежащей на наковальне голове Сани. – Да не верти ты так зенками. Идет, Санька, битва и до самых последних времен продолжится. В следующий раз приходи подготовленным, бойцы бесстрашные нам нужны, враг силен, спуску не дает. Одолеем, конечно, сомнений нет, и разбойников искореним, одна им масть. Павших из наших жалко только. Приходят, как ты, круги округ кузни наматывают, знают все, рядятся друг перед другом, дай, кузнец, мол, оружие вострое да броню стойкую. Не понимают, что этого мало, нужно вот здесь, в голове и сердце, иметь кольчугу, она больше охоронит от ворога. Сильным духом, прежде всего, нужно быть. Не шевелись, у меня рука легкая. Филиппка, держи его сильней!
Саня не видел профессионального замаха кузнеца, подростка, выражение их лиц. Только холодная гладь наковальни обжигала щеку да покосившаяся от времени калитка, прощаясь, жалостливо поскрипывала, неумеючи подпевая в такт заполняющему необычную кузню колокольному звону. Страшный, тяжелый удар молота расколол голову несчастного Саньки, как орех, молниями распространяясь по всем клеточкам обездвижимого тела. Горячие проблески затухающего сознания взывали к справедливости и праведному гневу, медленно сворачиваясь в точку, потом пропала и она. Ни звука, ни света.
Глава 3
Жутко болела голова, в висках тоненькие капилляры сопротивлялись откачивающему из мозга внутричерепное давление маленькому невидимому насосу. Сквозь поцарапанное стекло шлема Саня увидел голубоватый окрас неземного неба. Для Земли недоставало глубины и обширности. Тело, закованное в скафандр, ныло, тупо отдаваясь в ребра и покалеченную спину невыносимой болью. Его везли на какой-то повозке, не особо заботясь о сохранности раненого человека. Назойливый комариный писк работающего механизма прослушивался и через многослойную шумоизоляционную защиту марсианского оранжевого одеяния. Собирая попадающиеся на пути неровности, телега ходко двигалась к намеченной цели, на подъеме бойко сжимая комаров в тучу, органично дирижируя писклявым хором аккумуляторных насекомых, разгоняя их на спусках, монотонно вибрируя несмазанными осями.
– Очнулся, Сань? – Небо закрыл шлем, прячущий в себе небритого Женьку. – Как оно, болит?
Повозка остановилась, Женька поправил крепежные ремни, туже стянув ими болтающиеся ноги друга.
– Тебе, Саня, нужно попить. Если слышишь меня, то попробуй хлебнуть из своего аварийного запаса, я его подключил к «Малышку». Иначе загнешься, топать еще очень долго. – Включив светодиодные лампы на кончиках краг, он осветил изможденное лицо Сани. – Если понимаешь меня, моргни два раза, если нет, то пять. – Хихикнув, Женька осмотрел сквозь стекло шлема зрачки глаз. – Вроде на свет реагируют, но не пойму, ты очухался или еще нет?
Саня, с некоторой задержкой, выдержал постоянный интервал, моргнул четко пять раз и закрыл снова глаза.
