– Понимаешь, значит, и шутишь уже почти как Петросян. Ладно, отдыхай, я потащил дальше свои сани. Устану, подойду к тебе, и пей, больше прикладывайся к воде, ее достаточно, не забудь.
Повозка тронулась в путь, ведомая неугомонным и напевающим себе под нос Женькой. В наиболее зыбких местах марсианской пустыни приходилось помогать четырехколесному «Малышку», что с лежащим ничком на нем Саней было делом трудоемким и затратным физически. Не приспособленный для таких телодвижений скафандр все время норовил принять удобное только ему положение, поэтому требовались недюжинные усилия для преодоления сопротивления каркаса, плюс ко всему максимальный вес самой тележки, груженной под завязку аккумуляторами, емкостями с водой, кислородом и провизией, да еще с беспомощным Саней на борту. Остановки для отдыха становились продолжительнее, время движения короче.
– Женька, подойди!
Двигатель телеги запел фальцетом, сбрасывая с себя нагрузку, затем внезапно осип и, переходя на доверительный шепот, успокоился. К Сане подошел запыхавшийся Женька, ощупывая крепления фиксирующих ремней лежака.
– Заговорил, молодцом, Саня! Как ты?
– Жить можно. Где находимся, куда меня везешь?
– Удивишься, наверное, но мы до сих пор на Марсе. – Женька не скрывал своей радости. – Ты много не говори, вредно. Еще день-два – и приедем к модулю, там быстро поставим тебя на ноги. Он хоть и разрушен, но герметичность сохранена, и система жизнеобеспечения работает нормально.
Сане с трудом давались слова, он не узнавал своего голоса, связки не слушались, пересохшие губы почти не размыкались.
– Что с модулем, почему разрушен? Как ты меня нашел?
– Поклевали его родственнички Орна, вы же когда уехали, в ту ночь, так там тарелки разные летать начали. И круглые, и треугольные, и сигарообразные, сейчас-то понимаю, подвозили этих тварей. Я в напряге, задраился полностью и провел всю ночь в верхнем отсеке, а солнце как взошло, меня сразу же и сморило в сон. Хорошо, что Никодим выставил «Периметр» на крупные объекты. В общем, он меня и разбудил. Я протер глаза, глянул в прицел и обомлел: стеной идут, не стесняясь и никого не боясь, как дома. В руках у кого что, кто камни прет на себе, кто бревно волочет, кстати, раз есть дубины, то где-то растут деревья, увидишь сам, когда приедем, а некоторые и с железяками шли, много интересного тебя ждет.
– Знаю, у них в лабиринте и деревья растут, и руду добывают.
– Ого, что за жилье Минотавра?
– Потом расскажу. Что дальше-то?
– Значит, вышагивают так, ко мне приближаются, окружили, гады. Думаю, не выбраться отсюда живым, пропал Женька. Ни с Землей связи нет, ни с вами.
– Давай без героических подробностей.
– Ладно, самый смелый у них вырвался вперед, пригнулся, думает, не замечаю его, а он чуть ли не на карачки упал, крадется. Дебилы дебилами, а понимают, что пушка будет. Короче, подошел ближе и как прыгнет! Прямо своей громадной одноглазой башкой об мой выпущенный снаряд. Вдребезги, ну, башка его, понял? Дальше я, как в компьютерной игре-стрелялке, начал палить. Ух и жарко же было! Одних валишь, за ними другие идут. За холмом, видать, перегруппируются и по новой лезут. Палец устал у меня на гашетку жать, все истратил, расстрелял весь боекомплект, увидишь около модуля горы гильз и трупы циклопов. Красотища, был бы художником, обязательно зарисовал это грандиозное побоище и непременно запечатлел себя в окровавленном скафандре, одной ногой опирающегося на груду из поверженных врагов.
– Женька, давай по делу. С модулем-то что?
– Не нравится такая поза? Думаешь, забанят в Фейсбуке? Потрепали модуль немного. Колпак, локаторы снесли, пушку изогнули, так патронов же нет все равно, двигатель с одной стойкой сломали. Невьянская падающая башня – наш модуль теперь. Стоит, сверкает рваными боками, народ радует. В смысле, радовал. Последнего я из ружьишка подстрелил, пришлось выйти, а то бушевал люто, все бы разнес к чертям собачьим. В спину всю обойму ему всадил, не хотел никак от локатора оторваться маньяк. Вот так и закончилась битва. Следующей ночью улетели тарелки, так же покружили и убрались восвояси. Даже пальнул им вслед пару раз, чтобы знали: мимо Женьки и мышь марсианская не проскочит.
– Ружье с собой?
– Конечно, ты на нем лежишь, если что, с ним теперь не расстаюсь, вместо бабы он у меня, как у казака конь!
– Сам ты конь! Значит, модуль накрылся? Взлететь не сможем?
– Да ты что, Саня, какой взлет, смеешься? Забудь, протянем месячишко, а там будем думать, как прикончить по-божески друг друга. Сам увидишь, жить в нем еще можно, но летать уж никак. Куча железа, был бы здесь пункт приема металлолома, нас бы наградили почетными грамотами за первое место.
– Нашел меня как?
– Это посложнее оказалось, не чудищ мочить. Когда рвануло, я понял, что «Краба» привели в действие. Ждал два дня, вызывал вас по рации, тишина, а в какой-то момент твой маяк засветился и пропал, уже после взрыва. Раз маякнуло, подумал, где-то рядом находишься. Ну и собрался, пошел искать, в модуле все равно больше делать нечего. Снарядил «Малышка», да в путь-дорогу и отправился. Помирать в корабле или в пустыне – большой разницы не видел. По мере приближения сигнал становился устойчивее, так и отыскал тебя. Почти целые марсианские сутки отгребал. Скорее всего, у тебя позвоночник сломан, жалко, Рифата нет, он бы разобрался.
– А маяк Никодима? Не было сигнала?
– Не было. Хочешь – проверь запись, я все просматривал. Точно не было. – Женька вытащил из-под Сани переносной пеленгатор. – Поехали отсюда, дозиметр зашкаливает, слышь, как стрекочет. Никодим не выжил, так думаю, в эпицентре никто бы не смог выжить.
– Поехали, балагур, только не вытряси из меня душу.
Зрелище марсианского побоища, развернувшееся перед друзьями, поражало своей масштабностью и жестокостью. На многие десятки метров вокруг лежали в неестественных позах закоченелые туши гигантов, со следами страшных ранений. Вспухшие брюхи трупов, посмертные маски ужаса и страдания, застывшие на огромных лицах, оторванные конечности, высохшие ручьи крови… Накренившийся модуль, с вырванным, смотрящим в сторону двигателем, обломанной посадочной стойкой, дополнял жалкую сюрреалистичную картину неравного боя. Осторожно ступая между луж разлившегося топлива, Женька, тяжело дыша, из последних сил приложил руку к электронному замку люка.
– Потерпи, Саня, еще чуть-чуть, скоро будем дома.
Прислонив друга к разложенной механической лестнице, он грузно забрался в шлюзовой отсек, отыскивая пульт управления грузовым лифтом. Вскоре оба оказались внутри модуля.
– Снимем сейчас скафандры и заварим чайку. – Женька с перерывами освобождался из опостылевшей одежды космонавтов. – Саня, ты не чувствуешь совсем рук и ног?
– Ощущаю, но как-то странно. Знаю, что они на месте, что это мои руки и ноги, а пошевелить не могу, будто где-то в мозгу неправильно подается к ним ток, блокируется.
