Обитатели Горнего мира называют его просто – Белый свет.
В пространстве, всегда залитом светом, источником которого была не звезда, не солнце, а неотъемлемое изначальное свойство самого пространства – порождать свет, белый день сменялся белой ночью, и ритм этих смен задавал ритм жизни. Там не было тверди под ногами – одной на всех; в пространстве, не сталкиваясь и не наползая один на другой, плавали острова-таксоны, на которых жители устраивали свою жизнь так, как они того желали, и всем хватало места, и все были довольны. Лис вспомнил и словно увидел воочию свой дом с мастерской на таком острове, и пушистую зеленую траву перед ним, и руки у него зазудели, и пальцы задрожали-задвигались, так ему нестерпимо захотелось немедленно же продолжить работу, которую пришлось внезапно бросить. Ведь он так и не доделал, не достроил для Совы кровать, настоящее супружеское ложе из дерева гофер.
Сова… Алия…
Наряда едва не забыл сказать, что Алия была его дочерью. Забыл, как же… Этот вечный старец никогда ничего не забывает, разве что какие-нибудь пустяки. Но единственная, любимая и внезапная дочь – не пустяк. Совсем не пустяк. Алия была смыслом, наполнением и радостью его жизни, во всяком случае, той видимой ее части, которая протекала на Белом свете.
Про мать Совы никто ничего толком сказать не мог, потому что никто ничего и не знал. Просто однажды Нарада куда-то исчез, как бывало не раз, а вернулся уже с маленькой дочкой на руках. Поговаривали, впрочем, что родительницей Совы была одна из норн – волшебниц и вязальщиц судеб. Скорее всего, здесь отличилась Скульда, но некоторые указывали на Урду, другие – на Верданди. Вполне возможно, и даже вероятнее всего, что в процессе поучаствовали и каким-то образом способствовали рождению девочки все три сестрицы. В пользу этой версии говорили проявившиеся сызмальства необычные способности Совы, а также тот факт, что на таксоне Нарады в разное время, но довольно часто, появлялись каждая из трех норн. Прошлое и будущее не были для Совы такой уж большой тайной. О том и о другом она узнавала, глядя в Быстрое и в Медленное зеркала, которыми обладала и которые, как известно, ранее принадлежали норнам. В Медленном зеркале читалось прошлое, в Быстром виделось будущее, ну а разбираться в настоящем ей помогали карты.
От отца Алия унаследовала колючий нрав, стальной характер и способность перемещаться, если и не по семи, как Нарада, мирам, так, во всяком случае, забираться в такие места, в которые никто другой проникнуть не мог. В общем, как поговаривали, рождение Совы отнюдь не было случайным, а преследовало некие цели в глобальных раскладах, которых, конечно, никто знать не мог, кроме тех, кто их составлял. Опять же, указывали, кивали, осторожно намекали на участие кое-кого из принципов, но об этом – тсс! – не здесь и никогда. Словом, ясно, что на Сову кое-кто возлагал определенные надежды.
Но тут появился он, Фрюж.
Нет, скажем так: был еще Эфалид. Раньше был. Но потом все же появился Фрюж, непредусмотренный, но неотвратимый фактор, и все пошло не так. Не так, как планировалось, хотя бы потому, что в планах для Фрюжа места не предусматривалось. Совсем.
Эфалид являлся сыном Гермеса, того самого, трижды великого. От отца он унаследовал не только безграничную память, что наделяло его бессмертием, но и принадлежность к высшему слою белосветского общества, к которому в силу собственного происхождения принадлежал и Нарада. Перешла от отца к сыну и чрезмерная его любовь к противоположному полу, и особая ловкость в воровстве, и тем и другим он чрезвычайно гордился и похвалялся. Не корысти ради все им делалось, а славы для.
Алия и Эфалид знали друг друга с детства, и знакомство их тоже не было случайным, так как родители давным-давно обо всем договорились и ударили по рукам. И следовало бы думать, что союз их предопределен, но в деле этом имелась одна тонкость.
По законам Белого света Алия имела право – и должна была – сама выбрать себе мужа. Вопреки расхожему мнению, не существовало какого-либо особого ритуала смотрин и объявления, просто в день достижения возраста совершенства девица ставила в известность о своем решении отца. И никто не имел права противиться ее решению или отменить его. Но вот подвести ее к правильному или нужному выбору не запрещалось. Поэтому-то родители – и Нарада, и Гермес со своей стороны – всячески способствовали поддержанию и развитию отношений между Алией и Эфалидом, не намекая, а говоря прямо при этом, какой выбор девушки они считают правильным и желанным. Что касается Эфалида, так он, с его приобретенным уже к тому времени опытом и шлейфом побед на любовном фронте, даже не сомневался, что и эта, очередная, запланированная, уже у него в кармане.
Но тут невесть из каких глубин мироздания на своем зеленом таксоне выплыл Фрюж и сразу же утвердился в центре обжитого Совой и подвластного ей мира. Такое у него было свойство – всегда находиться в центре. Никто точно не знал, откуда появился этот светловолосый, с легкой рыжинкой парень. Никто ничего не слышал о его родителях, что намекало на то, что происхождения он совсем не знатного. Хотя, учитывая белосветскую повсеместную любвеобильность, помноженную на фривольность нравов, здесь вполне могли быть сюрпризы. Фрюж на этот счет помалкивал, предоставив всем желающим строить свои догадки. Он вообще был немногословен и сдержан в проявлении чувств и эмоций, но в то же время умом обладал острым, в суждениях был точен, а словцо мог выдать жаркое и язвительное.
Хотя жизнь на Белом свете того не требовала, Фрюж владел профессией. Он был мебельщиком, краснодеревщиком, и в своей мастерской, пристроенной к его дому на таксоне, он делал на заказ всем желающим мебель. Руки Фрюж имел золотые и творил ими форменные шедевры, при том при всем за работу брал ровно столько, сколько мог заплатить за нее заказчик. То есть цена на его изделия зависела от размеров кошелька покупателя, и он так убедительно доказывал справедливость такого подхода, что никто с ним и не спорил. Дерево же для своей мебели он мог достать любое. И доставал! Если только такое где-то растет на свете, и если заказчик пожелает, он добудет такое. Где, как, каким образом? Фрюж никогда не раскрывал своего секрета, на расспросы не отвечал, отмалчивался, загадочно улыбаясь в бородку. Поговаривали, что так же, как древесину, он мог достать все что угодно. Поговаривали, что именно этим он на самом деле и занимался. Потому что как ведь иначе? На такой дом, как у него, на мастерскую – мебелью да своими руками не заработаешь. Кто-то считал его королем контрабандистов, хитрым и удачливым, и кличка к нему приклеилась соответствующая – Лис.
Словом, не было достаточной причины, по которой Алия не обратила бы на Фрюжа своего внимания. Наоборот, очень скоро Сова поняла, что в этом парне ее привлекает все. И сила, и ум, и самостоятельность. Самодостаточность! И еще, конечно, тайна, которая окружала его и укутывала флером загадочности. Неудивительно, что вскоре у Совы появилась и собственная тайна, с Лисом связанная. Поначалу, конечно, эта тайна была закрыта для нее самой, а когда открылась, она едва не сошла с ума. Потому что сколь прекрасной, столь и невозможной была эта любовь. И по многим причинам.
Конечно, Сова знала наверняка, просто в силу того, что она Сова, что Фрюж отвечал ей взаимностью. Но этого же мало! Ей нужны были доказательства. Неоспоримые! И подтверждения. Много! Каждый день! Потому что Лис, он же такой! Как можно ему верить?
