Книга Седьмой принцип , страница 56. Автор книги Геннадий Тарасов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Седьмой принцип »

Cтраница 56

Нина Филипповна протянула руку, коснулась ладонью рамы Медленного зеркала. Всколыхнулись в темном омуте глубинные слои, пришли в движение, вуаль растаяла, бездна осветилась смутно, словно занялся в ней далекий рассвет, и вот уже по поверхности задвигались картинки. Ее воспоминания. Но и без подсказки зеркала она все помнила.

Как, например, в малолетстве сбегала из дома к норнам, на их таксон летучий. Как помогала им ухаживать за огромным ясенем, что рос до неба и накрывал кроной своей весь остров. Ее обязанностью, самой себе учрежденной, было носить в глиняном кувшине воду из источника и поливать, чтобы не сохли, его корни. Устав от ноши, она садилась под дерево и, привалившись к нему спиной, отдыхала. По стволу, из гущи листвы, к ней немедленно спускалась белка, давно поджидавшая этого момента, и для которой у Совы всегда было припасено лакомство. Белка усаживалась на ее плече, брала из протянутой ладони орешки и, грызя их, деловито делилась с Совой новостями, которых, по обыкновению, у нее было масса. Имея возможность и дозволение взбираться к вершине ясеня, не до неба чуть, белка всегда была в курсе всех поветрий, свежих слухов и последних событий. Через нее к ним приобщалась и Алия.

«Моя подружка», – говорила она про белку ласково. Белка хитро щурилась в ответ, не возражала.

И все же Нине Филипповне порой было так непросто ощущать себя Алией. Совой – всегда, а вот Алией, дочерью Нарады… Что ни говорите, и стать иная, и жизнь совсем не та. Тем не менее воспоминания ее она хранила, в том, конечно, виде, в котором их навевало темное зерцало. Особенно же воспоминания о тех событиях, что перевернули и сотворили ее судьбу такой, какой она случилась. В них полной ясности не было до сих пор.

Долго, долго мучила она себя вопросом: любила ли? Того, самозванца, Фрюжа? Теперь-то не осталось у нее сомнений, что да, а в ту пору… Слишком много чужого и ненужного вилось вокруг нее тогда, наслаивалось, сбивало с толку, мешало видеть главное. Сердце ее шептало «да», а все вокруг, как сговорившись, твердили «нет», достаточно, чтобы смутить и заморочить голову столь юной, едва-едва постпубертатной, как говорят те, кто знает это слово, особе. Девице, которая лишь вчера еще была подростком.

Гермес…

О, этот змей… Недаром о нем рассказывают все то, что рассказывают, о хитрости его и изощренном коварстве, которым противостоять мог разве лишь Нарада, да и то не без опаски. Если бы не этот старый клептоман, она бы справилась, но…

Он появился внезапно. Ведя ладонями по стволу ясеня, прижимаясь к нему щекой и грудью, он выполз из-за него как змей, тот самый, торговец яблоками. Пискнув от испуга, бросив недоеденное угощение, белка метнулась вверх и исчезла в ветвях, лишь сорванные ее когтями кусочки коры посыпались на землю. Всколыхнулось и забилось неистово сердечко Совы, чувство неотвратимости еще не опасности, но чего-то крайне неприятного стеснило грудь. Кровь отхлынула от нежных ее щек, сиречь ланит, она побледнела.

– Не бойся, дева, – сипящим шепотом – ну правда змей – произнес Гермес. Рывком приблизившись, он сел с ней рядом, навалился на ее плечо своим. Взял орешек из ее все еще раскрытой ладони, бросил в рот и громко, смачно разгрыз. – Хотя что это я? – поправился. – Бойся, не помешает.

Выплюнув скорлупу под ноги, он приблизил к ней свое лицо и зашептал прямо в ухо:

– Ты понимаешь, что я могу овладеть тобой прямо здесь, сейчас, и ты не сможешь мне помешать. Даже не пикнешь! Никто ведь тебе не поможет. Никто и не узнает. А белка, – он посмотрел вверх, словно видел среди листвы ту, к которой обращался, – откусит себе язык, если посмеет сказать хоть слово. И я непременно проделаю с тобой это в особо, как говорят, циничной форме, если завтра ты опрометчиво совершишь неверный выбор. Ведь ты не глупая девочка, ты понимаешь, о чем я говорю?

Алия, лишившись дара речи, молча внимала яду его слов.

– Вижу, что понимаешь, – резюмировал Гермес. Взяв еще один орешек, он разгрыз его аналогичным образом. Пожевал, сплюнул, продолжил: – И потому – пока – я оставляю возможность вкусить твоей девственной крови сыну. Пригубить, что отнюдь не означает распробовать. Он молод, силен, горяч… Поверхностен. Стоит признать, что не эстет, не тонкий ценитель наш Эфалид. Но предпочтителен как осеменитель. Зачатие – вот функция его. Ну а потом, позже, когда утихнет свадебная суматоха, столь же утомительная, как и неизбежная, и Эфалид возьмет свое, а ты свое, мы вернемся к нашему с тобой тесному общению. Я так решил. М-м-м-м, однако твой запах сводит с ума…

Говоря последнее, Гермес уткнулся носом в зардевшееся ушко Алии и стал водить им вокруг да около, по волосам, по шее, сопя и втягивая воздух.

– Ах, – приговаривал он. – Ах!

Теряя бледность, Сова вдруг вспыхнула невероятно, кровь просто вспенилась, ударив ей в лицо. Отвернувшись, она гневно дернула плечом и отстранила, рассыпав орехи, старого, хоть и вечно юного, греховодника рукой.

– Каков характер! – оценил Гермес ее строптивость. – Но ты, однако же, полегче! Поласковей, потому что легко накличешь на себя беду. Какую беду, спросишь? Расскажу охотно. Ежели завтра что-то пойдет не так, если только ты не сделаешь то, чего все мы от тебя ждем, в том числе, заметь, и твой отец, Нарада досточтимый, с которым у нас есть давний уговор, пеняй на себя. Конкретно же, предполагаю, что будешь ты взята большим количеством исполнителей прилюдно и никто тебя не спасет. О более или менее приличном муже после такого представления, да о замужестве вообще, можешь забыть. А как ты думаешь? Стерпеть позор отказа? Нет, только не мы, только не в этом случае, принцесса. Уж коль скоро вынуждены мы участвовать в смотринах, да наравне с другими, если без них нельзя обойтись – должны, имеем право подстраховаться. Есть тут и иные, более глубинные соображения, но про них тебе знать не надобно. До них ты, думаю, еще не доросла. Но если будешь паинькой…

Он вновь приник к ней, опытный искуситель, зашептал в ухо жарко:

– …А если будешь паинькой, во всех известных смыслах, и если мы с тобой поладим, ты даже вообразить себе не можешь, какое блаженство тебя ждет, сколь безграничной будет моя щедрость. Поверь еще и в то, что принадлежать к нашей семье совсем не пустой звук и значит очень-очень много. Вся радость, все блага вселенной будут тебе доступны. И власть, власть, детка, самый сильнодействующий наркотик… Все это будет у твоих ног. Если. Если! В общем, время у тебя подумать – до завтра. Хотя, если честно, не знаю, как и о чем тут думать. Но мы же демократы как-никак…

Откинувшись, он посмотрел на объект приложения своих усилий. Ошеломленная, смятенная, подавленная, Алия молчала. Едва живая, она, похоже, даже не дышала. Довольный достигнутым эффектом, Гермес покровительственно похлопал Алию по плечу, ощутив при этом ее беззащитность и подумав, что беззащитность для того и существует, чтобы ею пользоваться.

– Ну, ну, – сказал он, – не принимай так близко к сердцу сказанное, потому что оно есть лишь предположение возможного. Оставь силенки для настоящего волнения. Кстати, чтобы избавить тебя от сомнений и, возможно, от иллюзий, этот… Фрюж? Что за имя! Так вот, ты знаешь, что он задумал? Осознавая все свое ничтожество и понимая, что заполучить тебя ему никак не светит, он придумал украсть БП!

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация