– Заглотил ли он наживку, вот в чем вопрос, – сказал старший. – Ты передал ему все, как мы уславливались?
– Да, отец.
– Что же он ответил? Какова была его реакция?
– По правде говоря, не ответил ничего. Сказал, что подумает, и задумался глубоко. Я видел, что наше предложение его как минимум заинтересовало. Я сказал, что буду ждать ответа завтра.
– Сегодня, завтра… Вчера! Мы продолжаем пользоваться этими ничего не определяющими словами, условностями.
Впрочем, следует признать, что это удобно, по крайней мере пока. Значит, будем ждать ответа. Думаю, уверен, что он воспоследует.
– Почему ты так уверен, отец?
– Это просто. Знание свойств человеческой натуры. Знание дает возможность использовать их по своему усмотрению, играть на этих струнах свою музыку, именно ту, которую хочешь услышать. Если он на самом деле вор, как о том говорят и как мы предполагаем, он обязательно клюнет на приманку и примет вызов. Потому что тщеславие свойственно таким людям. Каждый вор желает, чтобы его считали лучшим в своем деле, и не упустит возможности доказать свое первенство. Ну, как и мы с тобой, правда? В глубине души этот парень считает, что в искусстве незаметно умыкнуть что-либо ему нет равных. И он имеет полное право так думать. Он может думать и говорить что захочет, но мы-то с тобой знаем, кто лучший на самом деле, верно?
– Верно, отец. Но все же…
– Что такое?
– А что, если он ничего не ответит? Что, если заподозрит ловушку и не станет ввязываться? Попробует нас перехитрить?
– Теоретически это возможно. Но и мы ведь с тобой не пальцем деланы и заранее позаботимся о том, чтобы подтолкнуть его в нужном нам направлении. С другой стороны.
– Каким способом, отец?
– Очень просто. Надо соответствующим образом подготовить невесту. О чем я тебе только что говорил: сыграть свою музыку на струнах ее души. Характер у девицы непростой, тем легче – при должном умении – заставить его звучать как надо. Просто поговорить с ней заранее и рассказать обо всем, но так, чтобы история представилась ей под нужным углом зрения. И тогда уже не важно, согласится этот парень на пари или нет. Главным будет то, что такое пари обговаривалось и что предложил его – он. Именно так: он. А какой женщине, тем более гордой и независимой, понравится, что на нее заключают пари? Никакой, поверь мне. Она и разбираться ни в чем не станет, немедленно выставит его вон. Ну, этим я займусь лично.
– Нет, я! Я!
– Я тебя умоляю! Что ты? Здесь тонко нужно сработать, ты разве сможешь? Уж лучше я сам. Тем более что дело для меня личное. В какой-то степени.
– Но ведь прошлое?
– Прошлых дел не бывает. Только не у меня.
По мере того как разговор незнакомцев развивался и как смысл его постепенно доходил до Лиса, его начинал прошибать озноб. Все, о чем говорилось, казалось ему удивительно знакомым, и не хватало буквально малой детали, чтобы суть раскрылась ему совершенно.
Мужчины отошли уже довольно далеко, неожиданно старший из них замедлил шаг и оглянулся, повернув заросшее кудрявой округлой бородой лицо.
– Петас? – удивленно воскликнул он.
– Что – петас? – не понял младший.
– Петас там, – указал старший на Лиса. – Ты что, позволил кому-то взять мой петас?
Младший тоже оглянулся и посмотрел в указанном направлении. Как же он оказался похож на Эфалида! Одно лицо, хоть и измененное жидкой рыжей бородкой.
– Ах ты! – вскричал рыжебородый. – Ты!
Повернувшись разом, оба видения, совсем, кстати, уже и не видения, а вполне материализовавшиеся в этой вселенной персонажи, с перекошенными, как говорится, лицами бросились к Лису.
Подчиняясь некоему наитию, Веня сорвал с головы своей шляпу, и все видения, призраки и прочие паранормальности сразу прекратились, словно их не бывало. «Надо же, – подумал он лихорадочно, едва переводя дух, – надо же». Он быстро затолкал петас в сумку и бросился продолжать свой путь к улице Беллы Какенбург, справедливо полагая, что в его интересах добраться туда как можно скорее, не дожидаясь, пока видения начнут материализовываться вновь. Что, как представлялось ему в свете всех, в том числе и последних событий, весьма вероятно.
Он несся к цели, что называется, во все лопатки, стремясь как можно быстрей преодолеть остаток пути. Что-то подсказывало ему, что, если есть силы, желающие и способные помешать, они активизируются именно сейчас. Думать в таких условиях о чем-то другом, кроме собственно бега, было невозможно практически, и вместе с тем он нес в себе вспыхнувшее ощущение, что та запутанная история, случившаяся невесть с кем, где и когда, в которую он оказался странным образом вовлечен и вовлекался все больше, стала ему совершенно ясна. До того, что, остановись он сейчас, отдышись и соберись с мыслями, он мог бы вполне внятно ее изложить, от и до. Но поскольку единственным предполагаемым слушателем истории покуда был он сам, а он ужасно спешил достичь недостижимого рубежа, то и останавливаться не имел ни права, ни возможности. Путано, с натугой, но все же удалось ему сформулировать и закольцевать свою мысль. А что бы вы хотели? В такой гонке и суматохе перевернулись и смешались не только слова в голове, но и внутренности в утробе.
До улицы Беллы Какенбург он добрался вполне благополучно, несмотря на все опасения и предчувствия. Он подумал, что, по всей видимости, те силы, которых он опасался, были уравновешены другими, не менее могущественными, которые, напротив, заинтересованы в том, чтобы он все же преуспел в этом предприятии. Что ж, мир снова доказал, что он дуалистичен и в нем всегда найдется попутная волна, которая вынесет куда надо. Лишь найди ее и оседлай…
Сонная улица лежала перед ним как ущелье, узкое, глубокое, вырубленное в пространстве отвесными стенами домов. Дома были темны и сливались в сплошную серую массу, не прорезаемую нигде огнем даже единственного окна. Свет фонарей поднимался к небу, словно пар над теплой водой, и почти полностью скрывал в своем дрожащем мареве запрокинутый серп растущей луны. Так и ожидалось, и чудилось, что там, в глубине, вот-вот завоет дико некий неведомый зверь. Ну, это Лис сам себя подогревал, свои страхи и фантазии. Подогревал, конечно, но и держал в руках. Поэтому, не теряя времени, вошел в этот призрачный каньон.
Он шел по противоположной, четной стороне улицы, держась подальше от стремнины, прячась в тени и прижимаясь к стенам домов, которые к утру уже успели растерять накопленное за день тепло и теперь дышали прохладой. Может быть, из-за этого холода его немного била дрожь, но, скорее всего, это было связано как раз с тем, что по мере приближения к цели волнение его нарастало, проявляясь таким лихорадочным образом.
Ну вот он, стык пятого номера с девятым. Где-то между ними прячется и номер семь. Лис по-прежнему не понимал, где и как в этом узком даже не проходе, а в щели, в которую и лопату не просунуть, может прятаться еще целый дом. Но время сомнений закончилось, и уже давно настало время экспериментов. Которое тоже, кстати, весьма ограниченно. Лис извлек из сумки петас, показавшийся ему совсем уж тяжеленным, словно кирпич или даже гиря чугунная, и водрузил его на голову.
