– К сожалению, – вздохнул Фрюж, – к сожалению, ты прав. – Он похлопал коня ладонью по шее, запустил пальцы в его шелковистую гриву и ласково потрепал ее. – Хочу предложить тебе повторить наше прошлое приключение. Не то чтобы хочу… В общем, надо снова смотаться туда же, где мы были с тобой, и забрать то, что оставили в прошлый раз…
– Что, снова за папоротником?
Фрюж кивнул утвердительно.
– И опять в пещеру?
Фрюж еще раз кивнул. Лунный конь опустил голову, словно в великом сомнении, пофыркал, снова поднял ее, полыхнул своими изумрудами.
– Не могу отказать старому другу, – сообщил он свое решение. – Но на этот раз тебе придется…
– Я в курсе, – торопливо согласился Фрюж. – К тому же я не наловил заранее сусликов, не было такой возможности.
– Ну, может, еще обойдется… – непонятно на что надеясь, пробормотал конь.
Фрюж только покачал головой. Надежда, конечно, вещь хорошая, необходимая даже, фокус только в том, что везти не может вечно и наступает однажды момент, когда понимаешь – все, теперь не пронесет, придется платить сполна. Вот этот момент настал. Давно уже наступил, и тянется, тянется… Некоторые моменты обладают таким искусством – длиться вечно. Что ж, он готов расплатиться, внутренне готов оплатить все счета, только бы все это, так или иначе, закончилось.
– Пора, – сообщил конь. – Если ты не намерен отказаться от предприятия, отправляться следует немедленно.
Фрюж оглянулся по сторонам и лишь тогда заметил то, что гораздо раньше увидел его скакун. По верхушкам камней, тех, что лежали ближе к обрыву, словно цвета побежалости, пошли серые пятна. Камни будто начали проявляться во тьме, которая, налившись тяжестью, стала стекать книзу, но продолжала еще их окружать, цепляясь за каждую выемку, каждую расселину. Полоса серого просветления, отблеск невидимого еще пока события, происходящего в бездне, стремительно поднималась к вершине.
– Нам не стоит слишком отставать от рассвета, – отрывисто напомнил конь. – Ну же!
Не выпуская из рук шелковых волос гривы, Фрюж одним махом запрыгнул на спину коню, и тот сразу легко сорвался с места.
Это совсем не походило на подъем скоростного лифта, даже на полет птицы не было похоже, хотя движение Лунного коня было столь же стремительным. Это мощное восхождение не походило ни на что. Но и воздух свистел в ушах, и грива стелилась по ветру, и дыхание запиралось встречным потоком. Фрюж, припав к шее коня и обхватив ее руками, ощущал самое малое движение его тела, каждое напряжение мышц. Он слышал его сильное дыхание, он чувствовал упругий бит его сердца. Да что там! Это он дышал вместе с ним, это его сердце срослось с сердцем коня воедино и гнало безостановочно, словно мощный насос, его кровь по ставшим общими жилам. Могучее чувство восторга от ощущаемого стремительного напора жизни захватило, захлестнуло, как захлестывало всякий раз, когда ему удавалось оседлать Лунного коня. «Ради таких моментов стоит жить», – пронеслось в его голове. Мысль та совсем не отличалась оригинальностью, но зато полностью описывала его текущее состояние, – и ему было плевать на оригинальность.
Подъем был крут и долог, но скакун, словно не замечал этого, несся и несся вверх, вцепившись зубами в хвост рассвета, не позволяя светилу нагнать себя ни на шаг. И у него были веские, базирующиеся на личном опыте основания, чтобы стремиться избежать контакта.
А Звезда между тем уже всплывала из бездны, словно Медуза горгона, и протягивала во все стороны свои смертельные лучи-щупальца. Световые пятна, будто гончие псы, прорывались в темные до тех пор области, и буйствовали там, разгоняя ураганные ветры, и буквально покусывали коня за копыта, гнали дальше, не давая передохнуть ни на миг, вынуждая двигаться по спирали, все больше отклоняясь от вертикали в темную сторону и тем самым удлиняя путь. Но Лунный конь не сдавался, гнал и гнал вперед и вверх, и силы его казались безграничными.
Жемчужная грива коня, похожая на светящуюся холодную плазму, а может, и бывшая ею, укутывала седока, как кокон, защищая от внезапного прикосновения лучей Звезды. Скакуну же все было нипочем, он напитывался, как губка, рассеянным светом, и его собственное свечение только делалось ярче. И хорошо бы так было дальше, но Фрюж знал, что самый трудный и опасный участок еще впереди.
Вертикальная стенка, конечный барьер, отвесный, в последней трети даже заваливающийся в отрицательный угол, где прямого контакта с лучами Звезды избежать было почти невозможно. Именно здесь Лунный конь получил свой ожог. Именно здесь Фрюж подкармливал скакуна припрятанными в сумке сусликами.
Но сегодня его сумка пуста.
Не останавливаясь, не сбавляя темпа, конь прыгнул на стену и стал взбираться по ней. Как он это делал – загадка, одна из многих. Острые копыта вгрызались, врезались в камень со страшной силой, осколки разлетались из-под них в разные стороны, свистя словно пули. Конь шел и шел вверх, подъем его был таким же стремительным, как и прежде, и все вроде было так же, но Фрюж чутко улавливал изменения. Ритм сердца коня немного замедлился, дыхание сделалось более глухим и тяжелым, тело же словно подернулось пеленой, и свечение его с каждым последующим шагом, прыжком, рывком стало меркнуть, меркнуть… А впереди еще был тот участок, где отрицательный угол и удержаться почти невозможно, только если не остановишься и продолжишь движение. Угол отрицания. Само отрицание, перебороть которое можно лишь встречным положительным утверждением. Но найдет ли он в себе силы сделать его? Зависит только от него.
Вот и карниз.
Конь споткнулся, впервые за все время подъема, заржал, громко и яростно.
– Давай! Давай! – закричал он хрипло, требуя допинга. Изогнув шею, конь запрокинул голову назад, и Фрюж увидел, что вся его морда покрыта пеной. Желтые ноздреватые хлопья срывались с алмазных клыков и уносились мимо, вниз, в пропасть.
– Ну же!
Это так просто – отдать свое сердце.
Надо просто верить в то дело, ради которого ты готов принести свою жертву.
Надо просто достать его из груди.
Все просто.
Фрюж рванул на груди рубаху. Тенькнув, отлетела пуговица, с треском разошлась ткань. Перестав дышать, он, словно какой-нибудь филиппинский хирург-хилер, раздвинул собственную плоть десницей, погрузился в нее и извлек из ларца груди сердце. Свое сердце. Половину или все целиком, он не знал – столько, сколько ухватилось рукой, от щедрот своих. Слыша странное шипение в ушах, чувствуя нарастающее онемение тела, мельком взглянул на испуганно замершее в руке, словно пойманная птица, сердце, светящееся алым, протянул его Лунному коню.
Конь слизнул сердце с ладони, точно вдохнул огонь. Он сразу встрепенулся, засветился с удвоенной силой. Потом заржал звонко, запрокинув снова голову, будто протрубил боевой клич, и рванулся вперед, вверх, к вершине.
Этого последнего рывка Фрюж почти не осознавал. Сил его хватало лишь на то, чтобы удержаться на спине скакуна. Намотав светлые струи волос на руки, прильнув к горячей шее, он едва сохранял сознание. Потому что не имел права даже на такую слабость – его лишиться и так устраниться от борьбы. Потому что если не он, то кто же?
