Из узкого лаза тянуло холодом и тонким тоскливым ужасом. Ощущение ужаса было преобладающим до такой степени, что отбивало даже малейшую, даже извращенную охоту лезть туда. Недаром же принципы, спровадив в пещеру собственные кошмары, никогда больше ее не посещали. Ну а ему вот понадобилось. Можно сказать – приспичило.
Лис протянул вперед себя Огненный цветок и осветил вход.
Узкий коридор уходил в темноту, словно в густую тяжелую воду. Стены и пол его, как и все вокруг, были сложены из черного, поглощающего свет камня. Положение спасали неизвестные вкрапления в однородное, в общем, каменное тело, тут и там отвечавшие на свет папоротника искрением. Такой себе каменный люрекс.
– Все на месте, хозяин, – доложил пес. – Все – как ты оставил в прошлый раз. Я проследил. Никто не входил, никто не выходил.
– Не сомневаюсь. Кому это надо? – отреагировал Фрюж. – И все равно спасибо за службу. Ну, я первый, ты за мной. Корзинку захвати. – Он указал псу на валявшееся слева от входа, оставленное им самим лукошко, самое обыкновенное, из ивовой лозы.
Дождавшись, когда пес возьмет корзинку за ручку в зубы, он опустился на колени и пополз вперед. Ему подумалось, что все в этой истории повторяется по кругу и много раз – вот опять лаз, подземелье и темнота впереди. Какой-то фарс, честное слово. Не хватало еще, чтобы снова появилась Нерта и завалила его здесь к чертовой матери. Но тогда фарс неминуемо превратится в трагедию, для него во всяком случае. Но ведь не время, он еще не сделал дела. Как говорится, не выкурил свою последнюю сигарету. Кроме того, он знал, что лаз ненадолго, что скоро он вольется в огромный зал. Так и произошло.
Когда выхватываемый из темноты светом Огненного цветка черный потолок стремительно ушел ввысь и там потерялся, Фрюж поднялся. Сзади под коленки толкнул его лукошком пес.
– Тсс! – предупредил его Фрюж. – Осторожно.
Подняв свой светоч над головой, он окинул взглядом пещеру.
Она была огромна. Начинаясь у его ног, уходила далеко и глубоко в гору, занимая под ней едва ли не все пространство. Света, источаемого Цветком, не хватало, чтобы осветить ее всю, и там, куда лучи не пробивались, клубилась и словно закручивалась огромной вихревой воронкой тьма. В ней прятались, скрывались до поры ужасы. Они давно бы уже набросились и растерзали непрошеных гостей, но Фрюж знал, что они будут оставаться в глубине, в дальних пределах и не нападут до тех пор, пока горит в его руке цвет папоротника. Таким волшебным свойством обладал сей Цветок – успокаивать и завораживать смерть, обитающую в этой пещере. Он являлся, по сути, волшебным ключиком, отпиравшим пещеру и позволявшим проникнуть к ее тайнам. Надо сказать, что никому из обитателей пещеры это не нравилось, но и поделать они ничего не могли, потому что таким был закон.
Ну и в свою очередь Огненный цветок будет гореть и светить до тех пор, пока Фрюж не выпустит его из рук. Такая, если хотите, круговая порука и взаимозависимость. Это разумно – питать энергией того, кто оберегает и сохраняет твою жизнь.
«Ну вот оно, место, где может случиться все, но где никогда ничего не случается», – вспомнились ему слова из пророчества Нины Филипповны.
Про Цветок, да, собственно, и про пещеру с ее содержимым Фрюж узнал от Воды и задолго до рассказа гадалки.
Та река, о которой он рассказывал Лунному коню…
Однажды, дело было ночью, он сидел на ее берегу, убаюканный мерным, несмолкаемым плеском воды, под который легко, сами собой подстроились его собственные мечты и фантазии. Завороженный, он наблюдал, как в смоляном зеркале вод то тонули, то всплывали на поверхность перепутавшие пространства и среды звезды, и вдруг в какой-то счастливый момент осознал, что ему понятны слова этой бесконечной песни.
Тихая песня вод была, конечно, о любви. О своей любви, запретной, казавшейся противоестественной всем осведомленным, противоречащей самим основам природы – любви Огня и Воды.
Он, конечно, не поверил поначалу, ибо никогда не думал о том, что принципы не безличные законы и стихии, а именно личности, те законы устанавливающие, у каждой из которых собственные и имя, и судьба. Но вот они проявились невзначай в песне реки, великие, с великой своей страстью и судьбой.
Небесный огонь – Кагуцути, его естество – страсть.
Вода – ундина, тайное ее имя Амимитль. Она вся – тихое чувство, способное, однако же, в одночасье превратиться в неостановимый, все обрушающий бурный поток страсти и затопить вселенную.
Между этими двумя вспыхнула любовная страсть, хотя, казалось, Огонь и Вода – что общего? Несовместимость! Но полыхнуло так, словно не Вода была причиной и основой, а бензин.
Противоестественность в смысле стихийной силы, противоположность по устремлению, по вектору, по чувству.
Однако начала в них были заложены правильные, мужское и женское, как и должно, как и определено от века.
Но природа! Она ведь знала, она усвоила правило, что вода всегда убивает пламя, и не могла от него уйти.
Не в силах противостоять влечению, они лишь попытались скрыть от мира свои отношения. Единственным местом, где они могли уединяться для встреч и наслаждений, была пещера, пузырь в пространстве, реликтовая пустота, оставшаяся по прихоти Создателя за пределом Мира, в царстве Теней. Может быть, именно для этой цели?
На пещеру ту им указал Дух, который знал все, поскольку был всегда, всем, везде, и все на свете проницал. Тот Дух, кто есть причина всякого движения, кто наполняет души качествами и свойствами. Эфир, сын Нюкты – Ночи и Эреба – Мрака ночного, в ведении которого как раз и находилась пещера. В той пещере в кромешной темноте Эреб выращивал диковинные растения, полумеханические грибы-часы-цветы, имевшие по одному циферблату на каждую ножку. Грибы не терпели присутствия в пещере никого чужого и, когда были чем-то напуганы, поднимали ужасный трезвон.
Влюбленных они не боялись, может быть, потому, что те были все же принципами.
Когда Кагуцути и Амимитль встречались в пещере, в ней бушевало море огня, кружились огненные водовороты, били огненные струи, обрушивались огненные водопады.
Однако долго это буйство скрывать было невозможно, такая страсть неминуемо стала выплескиваться и проявляться во внешнем мире. Черные дыры вдруг повсеместно начали извергать из недр своих джеты света, темная материя обернулась светлой, реки и океаны принялись светиться по ночам, а огонь сделался ласковым, благодатным и перестал обжигать пальцы и лица. Сама суть вещей стала меняться повсюду, а это подрывало основы бытия.
Высочайшее вмешательство случилось незамедлительно. Огонь и Воду развели по разным углам и пределам, сделав так, чтобы впредь они никогда не смогли быть вместе. Вода с тех самых пор гасит любой огонь, остужает страсть, снимает возбуждение.
Но никто не смог запретить им все помнить и вспоминать о том, что было, что в мыслях продолжало быть между ними. И рассказывать о любви, большей чем целый мир, в своих песнях, понятных тем, кто умеет слушать.
