Палач, особенно неопытный или пьяный, мог и не срубить голову с первого раза, и тогда осужденного ожидали неслыханные муки. Гильотина, управляемая даже неквалифицированным палачом, как правило, не давала осечки. С другой стороны, применение «Шотландской девы» превращало казнь в механический акт, когда казнили не единицами или десятками, а сотнями и тысячами. С помощью «Шотландской девы» казнь во Франции поставили на конвейер. Отныне гильотина применялась ко всем слоям населения – от аристократов до нищих. «Шотландская дева» не пощадила никого – даже вождей революции, от Дантона до Робеспьера.
Правда, революционер Жозеф Фуше, который сначала был другом Робеспьера, а потом помог «свалить» своего былого товарища, придумал другой, еще более быстрый способ казни. В Лионе он привязывал людей прямо к жерлам пушек. А что?! И быстро, и люто. Когда же его упрекали в выборе такого варварского способа казни, Фуше доказывал в Конвенте его гуманность. Мол, смерть приходит ко всем приговоренным сразу, и одному не нужно дожидаться, пока взойдет на гильотину другой. Страшная, бесчеловечная, невозможная логика революционных времен! Заметим, что тот же Фуше с одинаковым успехом служил и Директории, и Наполеону, а потом и монархии и умер герцогом Отрантским.
Во Франции гильотину сначала называли Луизеттой или мадам Луизон, по имени другого «гуманного» врача, Антуана Луи, который в своей записке, обращенной к революционному Конвенту, одобрил идею доктора Гильотена применить «Шотландскую деву» для казни контрреволюционеров. Но Луизеттой Шотландку звали недолго: очень скоро ее стали именовать Гильотиной.
В современной Франции есть и роялисты, и республиканцы, и бонапартисты. Роялисты собираются в Версале и танцуют менуэты, бонапартисты устраивают костюмированные собрания в Мальмезоне, во дворце Жозефины Богарне-Бонапарт, подаренном ей императором. Республиканцев во Франции – большинство. И день 14 июля – национальный праздник, несмотря на то, что в страшной королевской тюрьме Бастилии в день ее взятия содержалось не больше десяти человек. В Бастилии сидел и скандально известный маркиз де Сад, которого, впрочем, перевели в Шарантон за 10 дней до рокового штурма.
Маркиз де Сад во многом спровоцировал взятие Бастилии. Накануне штурма тюрьмы он кричал в водосточные трубы, что в Бастилии пытают и убивают тысячи заключенных, хотя на самом деле узников тогда в Бастилии было совсем немного – и почти всех из них осудили за уголовные преступления. 4 июля 1789 г. маркиза перевели в Шарантон. При переезде ему запретили брать с собой плоды своих многолетних трудов – рукописи.
Маркиз провел в Бастилии 5 лет, как и в Венсеннском замке. Но взятие Бастилии, которое он отчасти вызвал своими выкриками, сыграло с маркизом злую шутку. В камеру Альфонса де Сада ворвался революционный народ и уничтожил его книги и рукописи. Спасти удалось немногое – то, что маркиз все-таки провез в Шарантон, и то, что чудом выжило в революционном урагане.
Периодом «гнева» во Французской революции была страшная и кровавая якобинская диктатура. Якобинцы шли к власти медленно, но уверенно – их ближайшими и естественными противниками стали «умеренные» – жирондисты. Так называли партию, основу которой составляли депутаты из южного департамента Жиронда со столицей в Бордо – знаменитом винодельческом регионе.
Якобинцами именовали участников политического клуба, установивших в стране свою диктатуру в 1793–1794 гг. Поразительно, что якобинцы сформировались на базе бретонской фракции депутатов Национального собрания. Поразительно, если учесть, что в Бретани в это время бушевало восстание крестьян и дворянства против революции и ее декретов.
Партия получила свое название от клуба, который находился в доминиканском монастыре святого Якова. Лидером правого крыла партии был Дантон, в центре – Робеспьер. Левое крыло возглавлял Марат, а после его смерти – Эбер и Шометт, которых называли «бешеными». 2 июня 1793 г. якобинцы совершили государственный переворот и свергли «умеренных» – жирондистов, после чего развязали в стране тотальный террор. Их диктатура продолжалась до 27 июня 1794 г., когда к власти пришла Директория и был казнен «кровавый жрец» революции – Максимилиан Робеспьер.
Кружок жирондистов первоначально состоял из бордоских адвокатов Верньо, Гюаде, Жансонне, Гранжнева и молодого предпринимателя Дюко. Потом к ним примкнул знаменитый журналист и оратор Бриссо со своими сторонниками-бриссотинцами – Роланом, Кондорсом, Фоше, Инаром, Бюзо и другими. Депутат Национального собрания Франсуа-Николя-Леонар Бюзо был возлюбленным «королевы Жиронды», очаровательной мадам Ролан де Платьер, жены бывшего королевского министра юстиции Ролана. Манон Ролан – хорошенькая, образованная, энергичная – справедливо считалась не только «королевой», но и Музой Жиронды. Она была казнена по приказу Робеспьера, хотя имела возможность бежать из Парижа вместе со своим «многолюбимым» Франсуа Бюзо и его друзьями, депутатами-жирондистами – Петионом, Гаде, Бюзо, Луве, Валади, Саллем и Барбару. Петион – один из самых высокопоставленных жирондистов – занимал одно время пост мэра Парижа и председателя Конвента, но это ему мало помогло.
Смерть Марата. Художник Жак Луи Давид
Манон Ролан отказалась оставить мужа и бежать. Ее супруг, испугавшись «Шотландской девы» – Гильотины, заколол себя кинжалом, а Манон сложила голову на Гревской площади.
Жирондисты были сторонниками индивидуальной свободы, поклонниками философских идей Руссо, прекрасными ораторами, мечтавшими о свободной и сильной Франции. В большинстве своем жирондисты голосовали против казни короля Людовика XVI. Они вообще были противниками террора, за что и получили прозвище – «умеренные». Жирондисты были республиканцами, но сторонниками гуманной республики. Они хотели остановить якобинцев, настаивавших на неограниченном терроре. Жирондистам симпатизировала и мадемуазель Шарлотта Корде, ударившая кинжалом «чудовище» – самого жестокого из якобинцев, Марата.
Сначала жирондисты хотели реформировать старый режим, не устраняя короля, – они заняли места в королевском кабинете министров. Король потворствовал жирондистам, но потом, подчинившись жене, Марии-Антуанетте, требовавшей порвать с «этими смутьянами», распустил кабинет. Ответом на эту крайне неудачную меру стало парижское восстание 1792 г., в результате которого пала монархия и власть вернулась к тем же жирондистам.
Однако впоследствии жирондисты голосовали против казни короля или за казнь «с отсрочкой», что вызвало гнев разбушевавшейся толпы, жаждавшей крови. Якобинцы, напротив, требовали казни короля и королевы, и толпа обратила свои сиюминутные симпатии к ним. Дантона жирондисты называли «сентябрьским убийцей» – за то, что он не помешал беззаконным убийствам дворян и священников в тюрьмах. Дантон сначала искал поддержки жирондистов, но будучи отвергнутым ими, присоединился к якобинцам.
В 1793 г. якобинцам удалось объявить жирондистов «вне закона». Якобинцы называли «умеренных» федералистами и пытались доказать, что их более милосердные коллеги раскалывают Францию на провинции и Париж и требуют особых прав для провинций. Жирондисты действительно представляли винодельческий регион Бордо, но о «раскалывании» страны и не помышляли, пока якобинцы не объявили их вне закона.
