Глаза ее были полны страха. Они могут мучить ее, используя для этого ее дочь. Но нет! Только не это! Только не Елизавета!
– Сейчас она играет в своей детской. Что будет с ней? Ведь она – дочь короля!
Вдруг она начинала громко смеяться, и смех ее переходил в рыдания. Она думала о том, что теперь ее дочь будут считать незаконнорожденной…
– Это мне в наказание за то, что я не была добра к дочери Катарины Марии. О Катарина! Прости меня! Я тогда не понимала, что значит иметь дочь. А что если король…
Но она не осмеливалась даже думать об этом. Однако она хорошо знала его, холодного, неугомонного и расчетливого. Он захочет освободиться от нее, обязательно захочет. Уже сейчас ее обвиняют в том, что она изменяла ему с пятью любовниками, один из которых ее собственный брат, горячо, но по-братски ее любивший. Что если король скажет, что Елизавета не его дочь? Он ненавидит ее мать, и судьба дочери может быть ему безразлична. И если он женится на Джейн Сеймур… если она станет королевой, будет ли она добра к Елизавете?
– А я, я была добра к Марии?.. О Господи, прости меня. Я была злой. Я была не права. И теперь Бог наказывает меня за это. Со мной произойдет то же, что произошло с Катариной. И некому будет позаботиться о моей дочери, как некому было позаботиться о Марии.
Она рыдала, думая обо всем этом. Потом она вспомнила, что, став женой Генриха, она объявила себя счастливейшей из женщин. Эта мысль вызвала у нее горький смех.
– Как она рыдает! Как она смеется! – шептались ее прислужницы. – Она не в себе… Она истеричка и очень боится. Ее поведение указывает на то, что она действительно виновна в том, в чем ее обвиняют.
Анна много говорила, очень мало спала, лежала в темноте, вспоминая прошлое, стараясь представить будущее. Ее охватило отчаяние. Король был холоден и жесток, и он всегда найдет оправдание самому жестокому своему поступку, если захочет. Со мной все кончено, думала она. Теперь никто не может меня спасти! Иногда к ней возвращалась надежда. Но ведь он любил меня когда-то. Ни в чем мне не отказывал… И даже в самое последнее время ему было интересно со мной. Я старалась… Он восхищался мной. Но я стала пренебрегать им. Возможно, он сделал это, чтобы испытать меня. Скоро он вернется ко мне, и все будет хорошо.
Но нет! Я здесь, в Тауэре. И обо мне говорят ужасные вещи. Здесь все мои друзья. Мой дорогой и любимый брат Джордж, единственный в мире человек, которому я могу доверять. И они знают это. Поэтому они и посадили его в Тауэр. Поэтому они арестовали тебя, Джордж, чтобы ты не мог мне помочь…
Она попросила принести ей письменные принадлежности. Она напишет ему. Постарается забыть, какие у него жестокие глаза, постарается забыть, каким он стал, и будет вспоминать, каким он был, когда говорил ей, что имя Анна Болейн звучит в его ушах как самая сладкая, самая прекрасная музыка.
Слова импульсивно ложились на бумагу.
«Недовольство вашей милости и мой арест кажутся мне настолько непонятными, что я даже не знаю, что и писать, в чем извиняться…»
Писала она быстро. Взявшись за перо, она почувствовала, что надежда вернулась к ней.
«Никогда ни у одного принца не было такой верной во всех отношениях жены, верной своему долгу и любви, как Анна Болейн. Я была бы довольна оставаться Анной Болейн и быть тем, кем была, если бы Бог и ваша милость хотели этого, а не пожелали для меня другой судьбы. Но я никогда не была спокойна за свою судьбу и за трон, который получила, я всегда считала, что со мной может произойти то, что произошло. Потому что судьба моя, ваша милость, зависела от вашего настроения, а ваше внимание, я это знала, было привлечено к другому предмету».
Она остановилась. Не слишком ли смело она выражается? Но она чувствовала, что смерть подстерегает ее, и ей было все равно.
«Я была девушкой скромного происхождения, но вы выбрали меня, чтобы сделать своей королевой и супругой, хоть я и не заслуживала этого, да и не особенно хотела. Но если тогда вы нашли меня достойной такой чести, то не позволяйте же вашему мимолетному желанию или злому совету моих врагов лишить меня вашей благосклонности и не давайте возможности замарать меня незаслуженно подозрением в том, что я неверна Вашему Величеству, что запятнает меня и маленькую принцессу, вашу дочь Елизавету.
Судите меня, мой добрый король, но судите по справедливости. Пусть моими обвинителями и судьями будут не мои злейшие враги, ненавидящие меня. Пусть суд надо мной будет открытым, потому что я не боюсь правды, мне нечего стыдиться. И тогда вы поймете, виновна ли я, а я невиновна, и все ваши подозрения будут рассеяны, и совесть ваша будет чиста, а всяческие обвинения и ложь прекратятся. Или же моя вина будет доказана открыто. И тогда в зависимости от того, к какому выводу придет Бог и вы, ваша милость, вы сможете жить со спокойной совестью. И если мои преступления будут законно доказаны, вы, ваша милость, будете вольны перед людьми и Богом не только достойно наказать меня, как неверную жену, но и продолжать оказывать свое внимание и проявлять нежные чувства к той, кого вы уже выбрали, по вине которой я нахожусь сейчас в таком ужасном положении и имя которой, как известно вашей милости, я могла бы назвать вам уже давно».
Она писала это, а щеки ее пылали от гнева.
«Но если вы уже решили мою судьбу и моя смерть и незаслуженный позор помогут вам достичь желаемого вами счастья, то я попрошу Бога, чтобы он простил вам ваш великий грех, а также простил моих врагов, явившихся инструментом в достижении вашей цели. Я попрошу его, чтобы он не заставил вас отчитываться за ваше, не достойное принца поведение и жестокое отношение ко мне на Страшном суде, где мы с вами вдвоем скоро окажемся. Я не сомневаюсь, что на этом справедливом Суде моя невиновность будет доказана, что бы обо мне ни думали при этой жизни, и я буду оправдана».
Она положила перо, и горькая улыбка появилась на ее лице. Это тронет его. Она знала, как можно его разжалобить, как повлиять на него. Она часто это делала, несмотря на все его окружение, противящееся ей. У нее хватало на это смелости. Она была бесстрашной, не заботилась о своем будущем, хотя иногда действовала глупо, была тщеславной, не желая проявлять трусости. Если он прочтет это письмо, в котором она ссылалась на Божий суд, он испугается, ужасно испугается. И как бы он ни договаривался со своей совестью, она будет мучить его до конца его дней. Он будет думать об этом, лежа в постели с Джейн Сеймур, а она, Анна, будет осуществлять над ним свою власть даже лежа в могиле. Она была уверена, что он хочет ее убить. Он хладнокровно все это запланировал, как это сделал бы любой простой человек, решивший освободиться от своей жены, которая ему надоела, забив ее до смерти или зарезав ножом и бросив ее тело в глубокую реку. Она была в ужасе, испытывая чувство, которое испытывает женщина, знающая, что убийца ее следует за ней в темноте, ожидая удобного момента для исполнения своего намерения. Но простые женщины, знающие, что их ожидает, могут обратиться за помощью. К ней же никто не придет на помощь, потому что ее убийца – самый могущественный человек в Англии, гнев которого умерить не может никто и преступления которого не могут предотвратить даже архиепископы. Напротив, они будут подыскивать оправдание этим преступлениям.
