Наступил вечер. Она была то веселой, то грустной. Шутила по поводу своей смерти.
– Мне можно дать прозвище – Королева Анна без головы. Она сочинила для себя погребальную песнь:
О, смерть, укачай меня, дай мне уснуть,—
Я так сильно устала, хочу отдохнуть.
Дай душе моей светлой, безгрешной вспорхнуть
И покинуть мою наболевшую грудь.
И пусть печально повсюду звонят колокола.
Возвещая, что смерть моя пришла.
Потому что от смерти мне не уйти,
И нет у меня иного пути.
Она одевалась так тщательно, как будто бы собиралась на банкет, а не на эшафот. Ее платье из серого Дамаска было опушено мехом и с большим декольте. Под платьем была малиновая юбка. Волосы украшал жемчуг. Никогда еще она не выглядела такой красивой – щеки ее пылали, глаза блестели, и все переживания и страхи последних недель как бы покинули ее. Лицо ее казалось светлым и безмятежным.
В сопровождении четырех леди, среди которых была ее любимая подруга Мария Уайатт, с большим достоинством и грацией она подошла к лужайке у церкви Святого Петра и Винкулы. Медленно и спокойно она поднялась по ступенькам, которые вели к возвышению, устланному соломой. Она могла улыбаться. Очень мало людей присутствовали при последних минутах ее жизни, потому что время и место ее казни вынуждены были скрывать от народа.
Среди тех, кто собрался у эшафота, она увидела герцогов Саффолка и Ричмонда, но теперь она не чувствовала к ним ненависти. Она увидела Томаса Кромвеля, старший сын которого теперь был женат на сестре Джейн Сеймур. Да, подумала Анна, когда моя голова покатится в опилки, он почувствует себя значительно лучше, потому что станет родственником короля.
– Передайте от меня Его Величеству, – сказала она, – что он был тверд в своем стремлении поднять меня высоко. Из простой дворянки он сделал маркизу, из маркизы королеву, а теперь, когда выше поднимать меня некуда, он решил, несмотря на мою невиновность, надеть мне на голову корону мученицы.
Посланец короля задрожал, услышав эти слова, потому что это были ее предсмертные слова и их следовало передать королю. Но как ему это сделать? Как осмелиться на это!
Потом по этикету она сделала свое посмертное заявление.
– Добрые христиане, народ мой, – заявила она. – Я должна умереть, потому что приговорена к смерти судом, поэтому у меня нет слов…
Сопровождавшие ее леди были настолько взволнованы и так громко зарыдали, что она растрогалась до глубины души.
– Я также не осуждаю ни одного мужчину, – продолжала она. – И не хочу ничего говорить о том, в чем осуждают меня, ибо прекрасно знаю: что бы я ни сказала в свою защиту, моих судей это не поколеблет…
Когда она заговорила о короле, язык ей едва подчинялся. Кромвель подошел к эшафоту. Это был момент, которого он и король больше всего боялись. Но, чувствуя, что смерть так близка, она не думала о мести. Вся ее горечь улетучилась. Даже сам Кромвель не смог бы составить ее речь так хорошо, чтобы она не только понравилась королю, но и заставила народ подумать, что Анна осуждена не напрасно. Народу следовало сказать, что перед смертью она только воздала должное королю, называя его милосердным принцем и добрым сувереном.
Голос ее стал ясным, и она продолжала:
– Если кто-то захочет разобраться в моем деле, я прошу, чтобы эти люди судили по совести. Итак, я оставляю мир и всех вас и всем сердцем надеюсь, что все вы будете за меня молиться.
Пришло время положить голову на плаху. И никто из ее сопровождавших не мог снять с нее драгоценности, украшавшие ее голову – у них дрожали руки, и они не могли смотреть на нее, на ее ужасный конец. Она улыбнулась и сделала это сама. Потом она сказала каждой из женщин несколько слов, прося их не убиваться по ней и благодаря за все, что они для нее сделали. Она отвела в сторону Марию и в качестве прощального подарка передала ей маленькую книжечку, молитвенник, прошептав ей на ухо послание брату Марии и выразив надежду, что у него все будет хорошо.
Она сделала все, что ей нужно было сделать при жизни. Она положила голову на плаху. Губы ее шептали собственные стихи:
Прощайте навсегда, все радости и счастье.
Приветствую тебя, моя слепая смерть.
Я так страдаю здесь в своем несчастье.
Что лучше, кажется, мне умереть.
Скорбный колокол мой прозвонил вчера,
Возвещая, что смерть моя пришла
А смерть – это значит, что будет ночь
И что никто больше мне не сможет помочь.
И она стала ждать быстрого удара топора, мгновенной и не слишком сильной боли.
– О великий Боже, пожалей мою душу. О Боже…
Голова ее уже лежала в соломе, а губы все шевелились.
Вдовствующая герцогиня Норфолкская горько плакала, бродя по своему дому в Ламберте. Катерина Ховард бросилась в постель и зарыдала. Над Лондоном повисла тишина. Королева умерла.
В Ричмонде король ждал выстрела, который возвестил бы ему о смерти королевы. Он ждал и волновался, боясь, что она может сказать собравшейся у эшафота толпе что-то страшное. Он знал, даже те люди, которые так и не признали ее своей королевой, теперь готовы считать ее мученицей.
Лошадь его вела себя беспокойно – ей не терпелось отправиться на прогулку, но еще больше этого хотелось ее хозяину, королю. Что же это такое, когда же он услышит сигнал?! А, может быть, никогда. Что они там делают, эти идиоты? А что если кто-то задумал спасти ее! Его бросило в жар при этой мысли. Анну любили многие мужчины, и они знали не хуже, чем он, что она обворожительна. Она изменила его жизнь, связав с ней свою. Что будет, когда она покинет его?..
Он представил себе последние минуты ее жизни. Он знал, что она будет вести себя отважно. Он знал, что она будет красива в последние минуты своей жизни и вызовет жалость в сердцах тех, кто будет рядом. Очень хорошо, что немногие знали, где будет проходить казнь и когда она свершится.
Рядом с ним были собаки и охотники. Этой ночью охота должна была закончиться в Волф-Холле, независимо от того, приведет ли их туда олень или нет. Но ожидание казалось долгим. Как король ни старался, он не мог забыть об Анне Болейн. Он говорил своей совести: «Слава Богу, я сделал так, что дочь моя, Мария, может быть спокойна, ее больше не ждет ужасный конец. Слава Богу, я смог узнать о дьявольском поведении этой потаскухи».
Он поступил правильно, уверял он себя. Из-за нее пострадала Катарина и его дочь Мария. Слава Богу, что он вовремя раскрыл все ее козни! Слава Богу, что он теперь обратил свое внимание на более достойный предмет любви!
Что скажет народ, когда услышит выстрел пушки из Тауэра? Что скажут люди о человеке, который взял себе новую жену еще до того, как тело его старой жены охладело?
По реке прокатился раскат пушечного выстрела. Он услышал его. Рот его скривился в улыбке, одновременно выражавшую радость и страх.
