И она вырвалась из его объятий. Таких встреч больше не должно быть.
– Завтра… – смалодушничала она. – Завтра.
Она прибежала в свои покои, где, после того как Анна уехала в Ричмонд, наслаждалась королевскими почестями. Ее встретила фрейлина, Джейн Рочфорд, вдова умершего кузена Джорджа Болейна. Джейн Рочфорд была возбуждена. Письмо для Катерины, сказала она.
– Письмо? – воскликнула Катерина. – От кого? Катерина получала мало писем. Она открыла его и нахмурилась. Ей было трудно понять, что там написано.
Джейн Рочфорд стояла рядом.
– Может быть, я могу помочь? – спросила она.
Джейн всегда хотелось войти в доверие к Катерине. Ей не нравилась последняя королева. Джейн решила посвятить себя делу католицизма и помочь Катерине Ховард в борьбе с Анной Кливес.
Катерина протянула ей письмо.
– Письмо от Джейн Балмер, – сказала Джейн. – Пришло из Йорка.
– Помню. Это Джейн Акворд. Она вышла замуж за мистера Балмера из Йорка. Что она пишет?
Письмо Джейн Балмер было написано в осторожных выражениях. Она желала Катерине всего хорошего, богатства, счастья. Она пишет потому, что хочет кое о чем попросить Катерину. Пусть она найдет ей место при дворе. Джейн несчастлива в деревне. Она в отчаянии. Если будущая королева прикажет ее мужу привезти жену ко двору, он будет безмерно счастлив. Она просит Катерину помочь ей.
Угроза содержалась в последнем предложении.
«Я знаю, что британская королева не забудет свою секретаршу…»
Секретаршу! Это Джейн Балмер писала страстные письма Дерхэму. Она знала, что было между ними.
Пока Джейн Рочфорд читала ей письмо, Катерина сидела очень спокойно, лишь слегка покраснела.
Джейн Рочфорд, конечно, все заметила. Она, как и Катерина, поняла, что это шантаж.
В жаркий июльский день Кромвеля отправили из Тауэра в Тайбурн. Его отправили в Тайбурн, потому что все помнили о его незнатном происхождении. Он мог улыбаться, думая об этом, хотя еще совсем недавно это вызвало бы его гнев. Но разве не все равно, где отрубят голову: на холме Тауэр или в Тайбурне?
Он подчинялся своему повелителю до конца. Он был больше, чем слуга короля, он был его раб. Но его милостивый принц был глух к его просьбе о помиловании. С Кромвелем все кончено. Король не позволит Кромвелю выступить в свою защиту. Падение Кромвеля поможет Генриху вернуть себе популярность, потому что народ Англии ненавидит Кромвеля.
Его друзья? Где они?.. Крэнмер?.. Он рассмеялся при мысли о том, что Крэнмер может быть его другом. Только глупец может ожидать верности перед лицом опасности от человека, у которого от страха всегда дрожат колени. Он знал, архиепископ заявил, что он полон печали. Он сказал королю, что любил Кромвеля, любил за любовь к Его Величеству королю. И добавил, что хотя он и рад, что предательство Кромвеля раскрыто, он очень расстроен – слишком много оказалось при дворе предателей.
Он произнес почти те же самые слова, когда в измене была обвинена Анна Болейн. Бедный Крэнмер! Какой же он трус! Вероятно, он не раз представлял себе свою собственную смерть. Не было другого человека, который бы так быстро отказывался от своих прежних друзей, если они теряли свое положение!
Посмотреть на последние минуты жизни Кромвеля собрались толпы людей. Он узнал в толпе многих своих врагов. Он подумал об Уолси, который тоже был бы здесь, если бы был жив. Он продвигался вперед под тенью Уолси, он извлек все, что мог, действуя с учетом его успехов и его ошибок. Он шел по пути к власти, а пришел в Тайбурн.
В толпе был один человек, проливавший по нем слезы. Это был Томас Уайатт, который так же страстно, как и Кромвель, желал, чтобы в Англии восторжествовали лютеранские доктрины. Взгляды их встретились. Кромвель знал, что Уайатт старается ободрить его, дать ему понять, что жестокое отношение его ко многим людям было вызвано тем, что он исполнял приказы короля, и что Кромвель не полностью отвечает за то, что делал. Этот молодой человек не знал, какую роль сыграл Кромвель в смерти Анны Болейн. И Кромвель надеялся, что никогда не узнает. Ему нравился Уайатт.
– Не плачь обо мне, Уайатт, – мысленно сказал он ему, – потому что если бы я был виновен так же, как ты, когда тебя арестовали, меня не ждала бы такая судьба.
Пришло время произнести предсмертную речь и положить голову на плаху. Он вспомнил, сколько крови было пролито по его вине и попытался молиться, но не мог думать ни о чем другом, кроме крови и криков агонизирующих людей и тех, кого мучали на дыбе.
Удар топора по его толстой шее – и голова покатилась в корзину. Точно так же несколько лет назад покатилась голова Анны Болейн.
Король был очарован своей невестой. Он назвал ее королевой в большом холле в Хэмптон-Корте. Давно никто не видел короля в таком приподнятом настроении. Казалось, Генрих помолодел.
Через несколько дней после этого он привез Катерину в Виндзор и поразил всех, объявив, что не будет появляться при дворе и хочет побыть со своей королевой наедине. После Анны Кливес Катерина особенно нравилась королю. Она была страстна и нежна и всегда весела. Она не была так умна, и он не чувствовал в ее присутствии себя дураком. Разговор ее не блистал остроумием, зато она была добра. Она была страстным существом, немного боялась его, но не слишком. Она всегда отвечала на его ласки, была женственной. Никогда еще король не чувствовал себя так покойно и хорошо. Если у Катерины и были недостатки, так это ее великодушие и доброта к другим. Она раздавала свою одежду и драгоценности и, склонив голову немного набок и приоткрыв свои влажные, как от росы, губки, говорила:
– Но это так идет ей, и у нее так мало… Или:
– Она такая бедная! Мне хотелось что-нибудь сделать для нее. Я так счастлива!
Она была неотразима, и он не мог заставить себя ругать ее за расточительность. Ему это нравилось. Потому что он тоже получал кое-что от ее великодушия. Он целовал ее, гладил, щекотал. А она визжала и смеялась. Он даже не мечтал о таком счастье.
Анне Кливес было приказано прибыть ко двору, чтобы воздать должное новой королеве. Придворные много говорили об этом, спрашивали, как будет чувствовать себя смещенная королева, преклоняя колена перед той, которая еще недавно прислуживала ей. Ожидали, что Катерина потребует от бывшей королевы, чтобы она воздала ей огромное количество почестей, желая доказать самой себе и двору, что она прочно сидит на троне и пользуется любовью короля. Но когда Анна прибыла и поклонилась новой королеве, Катерина импульсивно заявила, что не надо никаких церемоний.
– Вам не следует кланяться мне, – сказала Катерина, и обе королевы обнялись и заплакали. И чувством жалости была охвачена Анна Кливес, а не Катерина Ховард.
Катерина с большим уважением относилась к дочери своей кузины, Елизавете. Во-первых, она была ее племянницей, во-вторых, из всех своих пасынков и падчериц больше всего любила ее.
