Катерина была буквально заворожена ею и никого больше не видела. Она не видела одетых в малиновое леди, следовавших за ней в колесницах, покрытых красной и золотой материей, пока Дерхэм не указал ей на бабушку, ехавшую в первой колеснице вместе с маркизой Дорсет. Катерина улыбнулась, подумав, что сказала бы старая леди, увидев ее в толпе. Но старая герцогиня думала сейчас только о прекрасной женщине, ехавшей впереди, – ее внучке, королеве Англии. Это был самый великий день в ее жизни.
А город продолжал праздновать. На Грейсчерч-стрит им с трудом удалось пробраться сквозь толпу, окружавшую фонтан, из которого струилось вкусное рейнское вино. Пантомима с белым соколом особенно поразила Катерину. Белый сокол – это Анна, думала Катерина. Сокол был окружен красными и белыми розами, а когда появилась королева, заиграла музыка, с неба спустился ангел и возложил на головку белого сокола золоченую корону. В Корнхилле королева должна была остановиться перед троном, на котором восседали три Грации. Перед ними из источника вытекала винная струя. Здесь королева должна была отдохнуть, в то время как поэт читал стихи. В них говорилось, что королева обладает теми же качествами, что и три леди, сидящие на троне. Весь этот день по специально проведенным трубам текло белое и красное вино.
Анна проезжала через толпу с горящими от радости глазами. Она ждала этого момента четыре долгих года. У Вестминстер-Холла она поблагодарила мэра и всех, кто организовал праздник. Усталая, но очень довольная, она вместе с королем пообедала в Вестминстере и осталась там на ночь.
На следующий день состоялась коронация. Было первое июня, воскресенье. Катерина и Дерхэм проводили его вместе. Они мельком видели королеву. Теперь она была в темно-красном бархате, опушенном горностаем. В волосах ее блестели рубины.
– Вот моя бабушка, – шепнула Катерина на ухо своему спутнику. Действительно, старая герцогиня была удостоена чести нести шлейф королевы, ее внучки. За вдовствующей герцогиней следовали самые высокопоставленные леди страны, одетые в красный бархат. На корсаже их платьев красовались полоски горностая, их количество указывало на высоту происхождения. За ними шли жены рыцарей и фрейлины королевы, все одетые в ярко-красные одежды. Катерина с Дерхэмом не пошли в аббатство, где Крэнмер возложил на голову Анны корону. Стоя в толпе перед аббатством, они оба думали о том, что еще никогда в жизни не были так счастливы.
– Все это так великолепно! Я безумно рад, что встретил тебя!
– Я тоже рада!
Они посмотрели друг на друга и засмеялись. А потом он повел ее в темную аллею и поцеловал в губы. Он был поражен тем, с какой готовностью она ответила на его поцелуй. Он целовал и целовал девушку, не в силах остановиться.
Прохожие обращали на них внимание и улыбались.
– Сегодня в городе полно влюбленных, как, впрочем, и карманников, – заметил один из них.
– Конечно, все хотят следовать примеру короля!
Повсюду слышался хохот. А что было делать, как не хохотать, если на улицах, где всего несколько лет назад люди гибли от ужасной эпидемии потливой болезни, теперь рекой лилось прекрасное вино!
Однако не все родственники Анны присутствовали на коронации. Джейн Рочфорд больше не могла контролировать свою ревность, и в своей ненависти к сестре мужа утратила последние остатки сдержанности.
Она говорила:
– Это вовсе не женитьба. Мужчина не может жениться, если у него уже есть жена. Какие бы церемонии ни устраивались, Анна так и останется любовницей короля. Королева бывает одна. И это Катарина.
Многие были на стороне королевы Катарины, многие покачивали головами, сожалея о печальной судьбе той, которую они считали своей королевой более двадцати лет. И даже те, кто поддерживал Анну из любви к ней или страха, не могли сказать ничего плохого о королеве Катарине. Ее любили за спокойствие и королевское достоинство, которые ни разу не покинули ее в период царствования. Она много страдала, подвергалась моральной пытке из-за неверности своего мужа еще до того, как он прямо сказал ей, что разведется с ней. Благодаря своему тактичному поведению она сумела в какой-то мере сохранить достоинство короля, покрывая его любовные интрижки. Она говорила, что это присуще всем монархам, и при этом верила в свои слова. Она, так много страдавшая от унижений, которым подвергал ее Генрих VIII, не таила на него зла. Катарина была мягкой и уступчивой женщиной, ибо считала себя рабой долга. Долг – вот что было главным в ее жизни. И она шла на любые страдания, но не отступала от того, что считала своим долгом. К религии ее приобщила мать, Изабелла, которую в свою очередь воспитал в религиозном духе непреклонный религиозный фанатик Торквемада, главный инквизитор Испании.
Все эти люди – Катарина, Изабелла, Торквемада – были ярыми фанатиками, лишенными чувства страха. Их религия была скалой, помогавшей им не упасть в пропасть. Земная жизнь для них была сном по сравнению с реальной жизнью, которая ждала их на небесах. Катарина, навсегда связанная с Римом, считала, что развода не существует и была готова скорее взойти на дыбу, чем согласиться выполнить требования Генриха. Для нее земные мучения были только малой толикой той цены, которую она должна заплатить за вечное блаженство, ожидающее только тех верных приверженцев Римской католической церкви, кто готов пойти на все ради веры в Бога. Она противостояла своему неистовому и злобному мужу всеми силами души и тела, и даже пораженная выглядела победительницей. Не было такого человека, который мог бы относиться к ней не как к королеве. Ее преданная любовь к дочери тоже вызывала уважение. Она отдавала ей все обожание, которого не хотел принять от нее муж. Катарина жила для дочери и была счастлива, думая о том, что настанет час и ее дочь займет трон Англии. Она внимательно следила за ее образованием и радовалась способностям, ее юному обаянию, привязанности к ней отца.
Единственное, что скрашивало мрачную жизнь Катарины, была ее дочь, принцесса Мария. Генрих, взбешенный поведением жены, проклинал ее упрямство. Он не верил, что она не понимает того, что так ясно для него, такого счастливого и порядочного человека, проклинал за то, что она отрицала тот факт, что состояла в браке с его братом, и люто ненавидел – ведь она могла легко разрешить все трудности, уйдя в монастырь. Он решил причинить Катарине нестерпимую боль, а именно: разлучить с дочерью.
Поступив так, он совершил большую глупость, потому что народ всегда выступал на стороне жертв несправедливости. Люди жалели Катарину и Марию. Матери, держа в объятиях детей, плакали горькими слезами. И хотя они были всего-навсего скромными женами рыбаков, они прекрасно понимали, как страдает Катарина, их королева.
Генрих, который любил, когда ему поклонялись и восхищались им, был обижен и обеспокоен отношением народа к Катарине. Перед тем как было начато дело о разводе, в центре внимания находился он, огромный и великолепный, самый добрый и самый красивый, самый сильный и самый любимый своим народом король в мире. Катарина была рядом с ним, но она была его спутником, отражающим его свет. А теперь чувствительный и сентиментальный народ сделал из нее святую, его же все считали грубым, неразборчивым в средствах мужем и жестоким человеком. Он не мог вынести этой несправедливости. Разве они не понимают, что он действовал по совести? Они судили его с человеческой точки зрения, а ведь он был королем. Генрих злился все больше и больше. Он терпеливо объяснял свои поступки, он открывал им свою душу, он пережил унижение суда в Вестминстер-Холле, но они так ничего и не поняли! Он действовал терпеливо. Он хотел, чтобы эти упрямые люди поняли, кто их абсолютный властелин. Одно слово, косой взгляд – этого было достаточно, чтобы отправить любого, какое бы положение он ни занимал, в казематы Тауэра.
