Мария посмотрела на девушку с ненавистью.
– Ладно, – сказала Дороти Барвик, – наши развлечения кончились. Хотя…
– Что хотя? – спросили сразу несколько девушек.
– Среди наших друзей есть очень богатые и влиятельные джентльмены. Возможно, они смогут заполучить ключ.
Ключ! Как интересно, приключения становятся еще более заманчивыми. Ведь сначала нужно будет украсть ключ.
Лежа в постели, девушки долго беседовали. А Мария Ласселс сгорала от злости и возмущения. Но особенно выводила ее из себя Катерина Ховард.
Маргарита Роупер пришла на свидание к своему отцу. Он стоял в камере, худой, с глубоко запавшими глазами, но улыбался ей своей смелой улыбкой, и она поняла, что он сейчас спокойней, чем раньше. Маргарита бросилась к нему на шею, кляня в душе тех, кто мог посадить его сюда. Но она не могла выразить свою ненависть в присутствии отца, зная, что он ее не одобрит.
Они стояли и смотрели друг на друга, стараясь запомнить каждую черточку любимого лица, ибо знали, что им скорее всего не придется больше свидеться. Он вел себя отважнее, чем она. Возможно, думала Маргарита, умереть легче, чем остаться в живых и потерять близкого человека. Он мог смеяться, а она не могла. Когда она разговаривала с отцом, слезы текли по ее щекам.
Он понимал ее чувства. Он всегда понимал ее.
– Дай мне посмотреть на тебя, Мэг! Ты слишком много времени проводишь на солнце. Твой нос весь в веснушках. Смотри за детьми, Мэг. Пусть они будут счастливы. Мэг, мы можем говорить с тобой откровенно, ведь так?
Она кивнула. Она знала, что им не пристало притворяться друг перед другом. Он не мог сказать ей, как сказал бы другим, что все пройдет, все будет хорошо. Они были слишком близки и ничего не могли скрывать друг от друга. А он знал, что скоро ему придется положить голову на плаху.
– Позаботься о детях, Мэг. Не пугай их рассказами о смерти. Рассказывай им о блестящих колесницах, о всем самом красивом в этом мире. А смерть, они должны это понять, не страшна. Сделай это для меня, Мэг. И не печалься, что я покину эту мрачную камеру. Душа моя рвется наружу. Она не может дождаться топора, ей тесно. Пусть же она вырвется из тесной оболочки. И не важно, кто поможет ей в этом: король или его любовница.
– Не упоминай о ней, отец. Это из-за нее…
Он закрыл ей рот ладонью.
– Не суди ее, Мэг. Откуда мы знаем, может, она тоже страдает в этот самый момент.
Маргарита возмутилась.
– При дворе только и знают, что танцуют и веселятся. Они не думают о том, что ты, благороднейший из людей, должен умереть! Они развлекаются и уничтожают всех, кто мешает им это делать. Отец, не проси меня не проклинать их… Я их проклинаю! Проклинаю!
– Бедная Анна Болейн, – сказал он печальным голосом. – Да, Мэг, что значат мои страдания в сравнении с теми, что ждут ее. Сейчас по ее воле летят наши головы, но настанет день, и полетит ее.
Он действительно святой, думала Маргарита, потому что защищает ту, которая его убивает, скорбит о ее судьбе.
В тот день он говорил с ней о короле более откровенно, чем когда-либо раньше. Он сказал, что человек, который не может сдерживать свои страсти, всегда очень жесток.
– Не беспокойся, дорогая моя дочка, даже если увидишь мою голову на Лондонском мосту. Запомни, я смотрю на них сверху и жалею их.
Он спросил о домашних, о саде, доме, павлинах. Он улыбался и даже шутил. С болью в сердце, но несколько успокоенная, Маргарита покинула отца.
После суда его снова привезли в Тауэр. Он шел с высоко поднятой головой, хотя одежда его истрепалась и выглядела жалкой. Она смотрела на него и вспоминала золотую цепь, украшенную двумя розами, темно-зеленый камзол с меховым воротником и длинными рукавами. Ему нравились длинные рукава, потому что руки его были некрасивы. Она смотрела сейчас на его руки, и в ней с новой силой вспыхнула любовь. Она была возмущена тем, что он шел между двумя охранниками, державшими оружие наготове на случай, если он захочет убежать. Какие они идиоты, если думают, будто он может бежать! Они не понимают, что он рад предстоящей казни. Он сказал Уиллу, что рад тому, что сделан первый шаг – ведь первый шаг это самое трудное дело! Разве не говорил он, что выступить против короля – значит лишиться тела, но подчиниться ему – означает лишиться души!
Прорвавшись сквозь охрану, она подбежала к отцу и обняла его за шею. Охранники отвернулись. Они не могли видеть этой сцены без слез.
– Мэг, – зашептал он ей, – Христом молю, не лишай меня мужества.
Больше она ничего не помнит. Она очнулась на земле, окруженная людьми, которые пытались привести ее в чувство, подбадривали, выражали сожаление. Но она ничего не видела и не ощущала, кроме ужасной июльской жары. Ее не покидала мысль о том, что она больше никогда не увидит своего отца.
Он написал ей письмо из Тауэра, используя для этого кусок угля. В письме сообщил, когда состоится казнь. И даже тогда он не утратил присущего ему чувства юмора. «Это произойдет накануне дня Святого Томаса, что мне очень удобно. Ты великолепно держалась, когда целовала меня в последний раз. К счастью, дочерняя любовь и милосердие подчиняются правилам этикета».
Она ходила на его похороны. Король дал на это свое письменное разрешение. Это было уступкой с его стороны, однако было поставлено условие сэру Томасу не произносить длинную речь.
Итак, он умер. Его голова была выставлена на обозрение на Лондонском мосту, чтобы довести до сведения народа, что этот человек был предателем. Но народ смотрел на его голову и высказывал возмущение. Люди роптали, потому что знали, что смотрят на голову человека, который был скорее святым, чем предателем.
Генрих был недоволен. Он устал от женщин. Женщины должны доставлять удовольствие, способствовать отдыху после государственных забот, которыми он был обременен.
Французский король пытался возобновить переговоры по вопросу о браке Марии. Мор находился в тюрьме в ожидании казни. Фишер тоже. Король отложил казнь этих людей, зная, как любит их народ. Он всегда считался с настроением народа, боялся идти против него.
Но все его заботы так или иначе были связаны с Анной. Он злился на нее за то, что она поставила его в такое положение, что все еще была для него желанной, хотя и не всегда. Но без нее его жизнь стала бы пустой. Это Анна заставила короля вступить на этот путь. О, если бы она не вошла в его кровь и плоть, если бы он не встретился с ней! Он ненавидел ее и в то же время любил. Она не давала ему покоя, вызывала раздражение, но он не мог вычеркнуть ее из своей жизни. Больше того, он сам не знал, хочет ли он это сделать. Конечно, положение его, могущественного короля, было очень неприятным. Из-за Анны он порвал с Римом, имя Папы изъяли из молитвенников, его не упоминали во время службы. Но люди на улицах не переставали говорить о Папе и относились к нему с большим почтением. Уолси умер, с его смертью изменилась политика Англии. Уолси считал, что Англия должна сохранять равновесие власти в Европе. Политика Генриха была иная: Англия отделилась от Европы. Она осталась одна.
