Зрительный зал стоя аплодировал этой великолепной, сильно и вдохновенно сделанной сцене.
Большую работу мы проделали над пьесой Л. Андреева «Дни нашей жизни». Страх перед жизнью, тема обреченности, трагедия рока, весь пессимизм Андреева чужды нашей эпохе – смелой, радостно завоевывающей счастье для всего человечества. Поэтому мы прежде всего решительно отбросили «андреевский рок». Не судьба, не рок виноваты в том, что люди порочны, а время, среда, социальные условия жизни создавали растерянность, безнадежность, и поэтому жизнь людей принимала уродливые формы. Все эти мысли волновали меня, когда я начала работать над ролью Евдокии Антоновны. В результате моих размышлений над пьесой и ролью Евдокия Антоновна предстала передо мной страшной и жалкой. Я поняла, что женщина тех дней могла дойти до потери образа человеческого. Не желая быть ее адвокатом, не ставя себе задачи оправдать страшное, отвратительное существо, я сыграла ее как несчастную жертву прогнившего строя.
В процессе создания образа, неожиданно для меня самой, ассоциативно стали возникать и оживать из тайников души далекие детские впечатления и наблюдения. В детстве я видела прообраз Евдокии Антоновны, опустившейся, жалкой, спившейся женщины, корчившей из себя аристократку. Она приходила к моей бабушке на правах дальней родственницы. Давно, когда-то в дни своей молодости, она была опереточной певицей, потом вышла замуж за помещика, бабушкиного родственника, бросила сцену, жила в имении мужа. По словам бабушки, она была необыкновенно красива, и влюбленный в нее муж устроил в одной из комнат своего имения жертвенник, ставил ее голую на пьедестал, в пьяном угаре пел молитвы и курил ладан. Потом она скрылась, и все забыли о ее существовании.
Через много лет она неожиданно появилась в Порхове у бабушки, жалкая, ободранная. С жадным детским любопытством я наблюдала за ней: в продранных перчатках она трясущимися руками вынимала из грязной самодельной сумочки леденцы и сосала их. Чтобы доставить своей «родственнице» несколько приятных минут, бабушка просила ее что-нибудь спеть, и она, расплываясь от удовольствия, становилась в позу и пела арии и куплеты. Бабушка хвалила ее голос, угощала ее водкой, а я не отрываясь смотрела, как она сладострастно пила, прищелкивая языком после каждого глотка, и как постепенно пьянела. Все это тогда глубоко запало мне в душу.
Когда я начала работать над ролью Евдокии Антоновны, образ этой жалкой, пьяной женщины неожиданно возник в памяти. Воображение добавило некоторые черты к образу пьянчужки, задавленной и исковерканной жизнью.
Значительным событием было в Ростовском театре создание пушкинского спектакля в ознаменование столетия со дня смерти поэта. Шли три трагедии A. C. Пушкина – «Моцарт и Сальери», «Скупой рыцарь» и «Каменный гость».
Я лично не участвовала в этой работе, но бывала на репетициях. С большим трепетом театр приступил к воплощению пушкинских образов. В результате получился замечательно гармоничный спектакль, созданный любовно и со вкусом.
Ю. А. Завадский привлек меня и к занятиям по художественному слову с актерами театра. Всю зиму мы работали над произведениями Пушкина, упивались его стихами и прозой, готовясь к юбилейному спектаклю. Я лично черпала громадную творческую радость, вскрывая пламенные мысли и чувства великого поэта.
После двухлетнего пребывания в Ростовском театре имени Горького я по личным мотивам
[26] уехала из Ростова осенью 1938 года и вернулась в Москву, в Театр имени Ленсовета, где работала с большим интересом над ролью Аграфены в пьесе Л. М. Леонова «Волк».
Здесь я опять встретилась с режиссером Ю. А. Завадским. Пьеса шла в постановке Завадского и Ирины Вульф. Роль Аграфены мне далась с большим трудом. Нелегко было ее освоить, особенно своеобразный язык, но именно народность образа меня и увлекла. В Аграфене живет старое и новое. От старого остались в ней речь, навыки, поэтичность русской сказительницы. Хотелось выявить все черты ее характера, все качества ее богатой, одаренной русской души: неистребимый оптимизм, жизнедеятельность, ласковый юмор, ее прозорливость и бдительность, идущие от сердца, – вот что стремилась я раскрыть в Аграфене.
Репетировала я с увлечением, получила большое удовлетворение. Это была последняя роль в моей сценической биографии. Тяжелая болезнь лишила меня возможности работать в театре, оторвала от любимого дела.
Почти половину своей творческой жизни я прожила в суровых условиях дореволюционного провинциального театра. Я счастлива, что мне пришлось работать в советское время, когда актер – полноправный член социалистического общества – творит для народа и вместе со всем народом строит новую жизнь.
Иллюстрации
Порхов Псковской губернии – родина Павлы Вульф
Бабушка Татьяна Васильевна Васильчикова
С сестрой Анной
Вера Федоровна Комиссаржевская стала первым учителем Павлы Вульф, которая позже передала свой бесценный опыт Фаине Раневской
Гастроли театральной труппы в Архангельске. Во втором ряду слева направо сидят: Ф. Г. Раневская (третья) и П. Л. Вульф (седьмая). 1926
«Играть на сцене – это не сравнимое ни с чем счастье»
Вендла в «Пробуждении весны» Ф. Ведекинда
Офелия в «Гамлете» У. Шекспира
Эдвиг в «Дикой утке» Г. Ибсена
