– Готовится его бракосочетание с испанской инфантой, вдовой Артура, – сказал он. – Мне это не нравится. И, насколько я понимаю, архиепископу Кентерберийскому тоже.
Маргарет прислушивалась; ей хотелось запомнить все, чтобы доставить отцу удовольствие своей понятливостью, когда речь зайдет об этом.
– Потребуется разрешение от Папы, – сказал Томас. – Однако я уверен, что сложностей тут не возникнет.
– Можно ли давать такое разрешение? – спросил Колет. – Вдова его брата! Более того, разве Генрих несколько лет назад не протестовал против этой помолвки?
– Протестовал – по принуждению. На том основании, что инфанта пятью годами старше его и, кажется, цитировал Библию. Говорил, что ничего хорошего не может выйти из этого брака. Но к протесту его принудил отец. Юный Генрих, похоже, всегда питал легкую привязанность к этой испанке; чем отец его был весьма доволен, потому что, как ты помнишь, только половина ее богатого приданого попала к нему в руки, а он стремился получить вторую.
– Знаю, знаю. А когда старый король вздумал жениться на сестре Екатерины, Хуане, то решил, что если отец и сын женятся на сестрах, родственные отношения будут сложными и неприятными. Не сомневаюсь, он счел, что лучше прибрать к рукам богатства Хуаны, чем вторую половину приданого Екатерины.
– Именно. Поэтому юный Генрих, несмотря на свои личные склонности, вынужден был протестовать против помолвки с вдовой брата.
– Но так или иначе, выступил с протестом.
– Пятнадцатилетний мальчик!
– Я слышал, после этого протеста он всерьез увлекся вдовой брата. Ему предложили игрушку; он почти и не думал о ней; и лишь когда попытались отнять ее, решил не отдавать. А теперь заявляет, что никакие силы не удержат его от женитьбы на Екатерине, потому что он любит ее.
– Ну что ж, – сказал Томас. – Екатерина достойная принцесса, притом миловидная. Она станет достойной королевой. Этого будет достаточно.
– Будет, мой друг. Несомненно. Не забывай, что таково желание короля. Это единственный закон в нашей стране. И не стоит забывать, что король, хотя он молод и красив, происходит, как и его отец, из рода Тюдоров.
Маргарет слушала и не понимала, совсем ли прошел ее страх. Король – хоть он молодой и красивый – может не вернуть народу деньги, отнятые отцом, хочет жениться на вдове брата, главным образом потому, что отец не хотел этого. Будет ли он все же хорошим королем? Может ли она быть счастлива? Быть уверена, что ее отец в безопасности?
* * *
В семье Мора произошло событие, казавшееся не менее важным, чем восшествие на престол нового короля.
Родился маленький Джек.
Джейн была счастлива. Наконец-то мальчик! Ей всегда хотелось сына; и она с первого взгляда увидела, что ребенок пошел в Колтов.
У младенца уже был нос ее отца; были ее глаза, и она его очень любила. Однако роды подорвали ее здоровье. Джейн пролежала несколько недель; а когда поднялась, чувствовала себя значительно слабее, чем после прежних родов.
И все же Джейн была счастлива. Пять лет назад она не поверила бы, что сможет быть счастливой в этом старом городе. Лондон стал для нее родным; ей даже нравилось ходить по людному Чипу в сопровождении служанки и делать заказы торговцам. Теперь она не боялась толпы, не боялась и Томаса. Она даже сделала небольшие успехи в латыни и могла участвовать в разговоре детей с отцом.
Иногда Джейн жалела, что никто из дочек не растет немудрящей, как некогда она сама: даже маленькая Сесили обещала со временем стать ученой. «И все же, – думала Джейн, – хорошо, что все они умные. Не будут страдать, как я; да и окажись одна из них бесталанной в окружении таких мозговитых, она сочла бы себя уродом в семье». А этого очень бы не хотелось. Нет, пусть все будут умными; даже если превзойдут свою мать; даже если, повзрослев, станут смотреть на нее, как на простушку.
Только что обвенчанная королевская чета собиралась короноваться; и Лондон жил в предвкушении этого события. Все разговоры только и велись, что о восшествии на престол, о королевском браке, о коронации, люди к предстоящей церемонии украшали свои улицы. Корнхилл-стрит, самая богатая улица Лондона, особенно радовала глаза, как слышала Джейн, вывешенными златоткаными полотнищами; сама она не пошла бы туда из-за слабого здоровья, но пообещала детям повести их посмотреть королевскую процессию. А нарушить обещание она не могла ни под каким видом.
Сопровождать семью Томас не мог; у него были свои обязанности как у члена парламента; и вот в солнечный июньский день, оставив новорожденного под присмотром няни, Джейн взяла за руки Сесили и Элизабет, велела Маргарет и Мерси идти рука об руку, и маленькая компания отправилась смотреть проезд короля с королевой от Тауэра к Вестминстерскому аббатству на коронацию.
Джейн решила, что смотреть процессию лучше всего будет на Корнхилл-стрит, поскольку слухи о красоте этой улицы разнеслись по городу. Более того, им предстояло лишь пересечь Уолбрук и пройти по Большому рынку к перекрестку Корнхилл и Ломбард-стрит.
Но Джейн не подумала о многолюдных толпах. Казалось, все лондонцы решили, что наблюдать шествие лучше всего будет оттуда.
Ее одолевали усталость, слабость, от жары кружилась голова. Захотелось увести детей домой; но взглянув на их возбужденные лица Джейн сочла невозможным разочаровывать детей.
– От меня ни на шаг, – предупредила она. – Маргарет, присматривай за Сесили. Мерси… возьми Бесси за руку. Ну вот… держитесь поближе друг к друг. Господи, какая жарища! И сколько народу!
– Мама, – воскликнула Элизабет, – смотри, какие красивые полотнища! Это настоящее золото? Тут мастерские златокузнецов, так ведь? Значит, должно быть настоящее.
– Да-да, – сказала Джейн – Очень красиво.
Сесили захотелось съесть горячий пирожок, их продавали поблизости. Элизабет заявила, что предпочла бы имбирный пряник.
– Будет, будет вам, – одернула их мать. – А то прозеваете короля.
Эти слова заставили детей забыть о голоде.
Однако процессию пришлось ждать долго. Солнце припекало все сильнее; Джейн, когда ее стиснула толпа, почувствовала дурноту. И со страхом подумала: что случится с детьми в давке, если она потеряет сознание? Испуг, казалось, придал ей сил.
Не простояв и десяти минут, Джейн обнаружила, что лишилась кошелька. Видимо, его стащил парнишка, привалившийся к ней с такой ангельской улыбкой, что она им восхитилась.
Не стоило ей приходить сюда. И нужно было сказать о своем намерении Томасу. А почему не сказала? Видимо, подумала Джейн, потому что иной раз хочется утвердить свою власть в семье, сказать всем: «Я, конечно, умом не блещу, но я мать и хочу принимать решения сама. Хочу отдавать распоряжения и знать, что они будут выполнены».
Как обрадовалась Джейн, когда наконец послышались звуки труб и конский топот, возвещающие о приближении процессии! Люди начали выкрикивать приветствия; дети стояли, как зачарованные. Ликование нарастало, и настроение у Джейн улучшилось. Денег в кошельке было немного, а его пропажа послужит ей уроком. Вспомнились слова Томаса: «Опыт обычно стоит той цены, которой приобретен, как бы велика она ни была».
