– Это замечательно. Громадная удача, хотя ты ничем ее не заслужил. Иди к столу. Расскажи все подробней. Место при дворе! Скажите на милость! Я в жизни еще так не радовалась.
Странно, подумала Маргарет, как по-разному воспринимают одну и ту же новость члены одной семьи. Мачеха уже рисует себе розовое будущее, удачные браки для младших; а отец – улыбаясь ради всех них – старается радоваться своему выдвижению, однако не может скрыть от любимой дочери сквозящее во взгляде дурное предчувствие.
* * *
Лето стояло жаркое, сухое, и в Лондоне началась эпидемия малярии.
Томас начинал королевскую службу поездкой с поручением во Фландрию. Жизнь его переменилась, приходилось часто бывать при дворе и проводить много времени с кардиналом. Первой неприятностью в связи с выдвижением стала невозможность бывать дома.
– Лучше б мы были незаметной семьей, – с горячностью сказала Маргарет Мерси. – Держались бы вместе и не привлекали к себе внимания.
– Для этого надо быть необразованной семьей, – напомнила ей Мерси. – А можешь ты представить отца необразованным? Нет, как он говорит, в жизни есть хорошее и плохое; есть плохое в хорошем и хорошее в плохом; надо принимать и то, и другое. Хорошему радоваться, плохое сносить.
– Мерси, как ты мудра!
– Эту мудрость я позаимствовала… у отца.
В тот год Мерси была счастлива, несмотря на вынужденное отсутствие Томаса, причиной этого стал новый член все растущей семьи. Этот молодой, еще не достигший двадцати лет человек, протеже кардинала, носящий имя Джон Клемент, ехал с Томасом во Фландрию как его секретарь и помощник.
Серьезному, хорошо образованному Джону Клементу в доме нового начальника оказали хороший прием. Он быстро стал членом счастливого семейного содружества, но больше всех его интересовала Мерси Джиггс, а не кто-то из Моров.
Джон постоянно искал возможности поговорить с ней. Мерси была на несколько лет младше его, но ему казалось, что столь серьезной, самостоятельной ровесницы он никогда не встречал, пусть она и не столь образованна, как Маргарет, познания ее лежали в той области, которая интересовала его больше остальных. Молодой человек не мог забыть, как восхищенно вспыхнули глаза девушки, когда он сказал ей, что изучал в Оксфорде медицину.
– Вы интересуетесь медициной, мистресс Мерси? – спросил Джон.
– Больше всего на свете.
И у них появился предмет для постоянных разговоров. Томас наблюдал за ними с удовольствием. «Моя маленькая Мерси взрослеет», – думал он. Все взрослеют. Года через два-три нужно будет подыскивать женихов и ей, и Маргарет, да и Айли, хотя она, вне всякого сомнения, способна и сама найти себе жениха.
Это была сбывающаяся мечта, идеал, становящийся ощутимым. Когда он решил оставить монашескую жизнь ради семейной, воображению его рисовался домашний очаг, весьма похожий на нынешний. А мог ли он вообразить такую любовь, какую испытывал к Маргарет? Нет, действительность оказалась лучше, чем ему представлялось. И выйдя замуж, думал он, Мег не должна покидать меня, без нее я не захочу жить. И Мерси так же дорога мне, как родные дети. Была хоть у кого-нибудь такая образованная и любящая дочь, как Маргарет, такие очаровательные дети, как у него? Да и к Алисе, хоть она не умница и не красавица, он очень привязан; знает, что подчас за ее резкими словами кроются добрые намерения. Где можно сыскать лучшую хозяйку? Иной раз его любимых детей нужно наказывать, а разве он может устраивать порку? В таких делах он трус. Чем бы он мог пороть детвору, кроме павлиньего пера? А мистресс Алиса не уклоняется от этой задачи.
Он счастливый человек. Не надо роптать, что жизнь в отдалении от семьи безрадостна. Очень многие мечтают о королевской благосклонности; очень многие почли бы за честь назвать кардинала другом. Он хочет от жизни очень многого. Надо получше приспособиться к своим новым обязанностям, надо отрываться от них как можно чаще, проводить время с книгами, с семьей, надо благодарить Бога за свою хорошую жизнь.
Любили кого-нибудь из людей так сильно? Очевидно, очень немногих. Лишь вчера, когда дети разговаривали о том, чего им больше всего хочется, он, проходя мимо, услышал их. Мерси сказала: «Если бы я могла чего-то пожелать, то пожелала бы быть родной дочерью отца».
Застав ее одну, он сказал:
– Мерси, не надо желать того, чем уже обладаешь. Для меня ты родная дочь.
Девочка покраснела и неуверенно проговорила:
– Папа, я хотела быть такой дочерью, как Маргарет, Элизабет и Сесили.
– Мерси, дитя мое, это не имеет никакого значения. Я вижу в тебе свою дочь – свою родную дочь, такую же, как остальные. Ты мне дорога не меньше их.
– Знаю, папа, – ответила она. – Но…
– Но, Мерси, если любовь между нами так же сильна, как и между детьми от плоти моей, не все ли равно? Ты меня радуешь, Мерси. У тебя есть все, что я хочу видеть в дочерях. Не желай того, чем уже обладаешь… во всех отношениях. Помню, когда ты была маленькой, я сделал тебе выговор за какой-то пустяк, и твое огорчение тронуло меня не меньше, чем огорчение других. Мерси взяла его руку и поцеловала.
– В те дни, – сказала она, – я иногда нарочно совершала проступки, чтобы ты поговорил со мной наедине… хоть и для того, чтобы выразить неудовольствие.
– Бедная маленькая Мерси! Ты чувствовала тогда себя чужой? Приемной дочерью? Тебе хотелось внимания… и ради этого ты притворялась виноватой?
– Да, – ответила она. – Но мне доставляло удовольствие стоять перед тобой и знать, что ты думаешь обо мне… только обо мне. Без Маргарет.
– Мерси, Мерси… не надо быть обо мне столь высокого мнения. Нельзя ведь творить на земле богов.
– Я ничего не творила, – ответила она. – Я подняла глаза и увидела.
Томас рассмеялся.
– Давай поговорим разумно. Тебе хотелось, чтобы ты могла стать моей родной дочерью. Теперь, когда ты знаешь, что в таком желании нет нужды, чего бы ты хотела больше всего, мое дитя? Допустим, в моих руках все богатства мира, я король и готов оказать тебе благосклонность. Что бы ты мне сказала?
Мерси не колебалась ни секунды.
– Попросила бы большой дом, куда могла бы помещать больных, ухаживать за ними и постепенно узнавать все больше и больше, ведь надо уметь не только лечить болезни, но и предотвращать их.
– Это благородное желание, Мерси. Мне хотелось бы стать королем… лишь для того, чтобы его исполнить.
Томас наблюдал за ней с Джоном Клементом и проникался к ним нежностью; ему хотелось, чтобы дочери вышли замуж, имели свои семьи. Он убедился, что семейная жизнь – самая счастливая. И пока шла подготовка к отъезду во Фландрию, Мерси с Джоном Клементом часто бывали вместе и вели разговоры об ужасной болезни, охватившей Сити.
– Просто чудо, – говорила как-то Мерси, – что в Баклерсбери еще никто не заболел.
