— Эй ты, проснись!
Ничего не происходит. Осмелев, Аня идёт на кухню, набирает стакан воды и выливает Андрею в лицо. Он морщится, переворачивается. Не просыпается. Аня садится на кровать рядом с Андреем, на её глаза наворачиваются слёзы: её миссия провалилась. Не разбудив Андрея, она не может зачитать ему ультиматум номиналистов и заставить изменить диктаторские правила. Не может она и убить его. Аня напоследок окидывает комнату и замечает висящие на стене фотографии. На одной из них изображён Андрей, целующий Энн, на другой они вместе на каком-то отдыхе.
— Твою мать! — Аня.
Она снимает фото со стены и отправляется в штаб-квартиру повстанцев на Большой Житомирской. В помещении никого нет, кроме Энн. Увидев Аню, она улыбается:
— У тебя всё получилось? Мы свободны?
Аня протягивает ей найденный в квартире снимок:
— Объясни мне это.
(Продолжение следует)
Кожа твоего имени, ч.2 (#24)
(Читать первую часть)
Энн меряет комнату шагами: она прочитала в новостях о погоне и перестрелке и теперь очень переживает за своих людей. Она боится, что они умрут ради свободы киевлян, но те так и не узнают об этом. И что самое худшее — её люди могут погибнуть, так ничего и не добившись.
Энн сворачивает вкладку с новостями. В квартиру кто-то заходит. Она настороженно выглядывает в коридор — это Аня из предыдущего рассказа. Энн выходит ей навстречу, приязненно улыбается:
— У тебя всё получилось?
Аня протягивает ей снимок, найденный в квартире Андрея, который всё создал:
— Объясни мне это.
Энн берёт фото, присматривается, бледнеет. Дрожащей рукой кладёт его на место.
— Это не то, что ты думаешь, — Энн.
— Фраза из кино с плохими диалогами. Расскажи же, что мне думать, — Аня.
Нет смысла скрывать от Ани правду. Энн собирается с силами и говорит:
— Пожалуй, я начну с самого начала.
Аня подходит к бару, достаёт оттуда бутылку настоянного на ананасе рома. Наливает себе и Энн.
— Как тебе будет угодно, — Аня.
Энн отпивает несколько глотков и начинает рассказ:
«Мы с Андреем очень давно знакомы, с самого детства. Много лет жили в одном доме, но в разных подъездах. Свободное от садика, а позже и от школы время мы проводили вместе и занимались очень странными вещами. Например, кто-то из старшаков научил нас делать арбалеты из куска доски, резинки от трусов, прищепки и трёх гвоздей. Более совершенная модель включала в себе обмотку из скотча, чтобы не загнать занозу. Именно такой арбалет был у меня — подарок Андрея. Не знаю, как он его сделал втихаря от родаков. Вооружённые этими самострелами, плодами рябины или косточками от вишни, мы устраивали сафари на птиц и котов, плюс разбивали стёкла маленькими камушками.
Вообще, мне не повезло быть единственной девочкой во дворе, так что все игры были мальчиковые. Мы играли в ножички или земельки, квадрат, прятки, квача, изредка в классики и кепсы. Андрей неизменно мне поддавался, чем очень смешил других парней. Да и без этого проявлял много внимания: ради меня словил голубя, правда, его пришлось отпустить, сделал кольцо из каштана, приносил всякую найденную на улицах мелочь — от непонятных пластмассок и ржавых железяк в виде буквы „Ш“ до цветных крышечек — и время от времени угощал фруктовым льдом и крем-содой — моими любимыми на тот момент лакомствами.
Как-то Андрей решил передо мной выпендриться и забрался на самую высокую ветку яблони во дворе. Я просила его слезть, но Андрей был влюблён и мои уговоры, конечно же, игнорировал. Пытаясь показать насколько он крутой и смелый, он начал на ней качаться, и сук треснул. Андрей потерял равновесие, но успел схватиться за ветку. Она продолжала трещать, пока я с ужасом на всё это смотрела, но, к счастью, под его весом она сломалась не сразу, а постепенно, опуская глупышку, пока он не обрёл равновесие на более крепком суку под ногами.
— Дурак, — сказала я, когда он слез, дала ему пощечину и убежала в рыданиях.
Но чаще он был милым. Однажды мы с пацанами достаточно далеко забрались — аж до самых трамвайных путей. У кого-то из нас было несколько пятикопеечных монет, которые мы подкладывали под едущий трамвай. Вначале мы оставляли монету и довольно далеко отбегали, но потом осмелели и стало по-настоящему круто класть пять копеек прямо под едущий транспорт. Кто-то из мальчиков решил пошутить и понарошку меня толкнул, придерживая за одежду. Андрея это жутко взбесило и он избил шутника. Можно было догадаться, что он в меня влюблён, но тогда я не сопоставляла эти факты.
После драки у Андрея остался огромный фингал и ему на какое-то время запретили выходить на улицу. Так что я стала приходить к нему в гости. Мы смотрели диафильмы, завесив окно шторами, играли в дурака, бридж, какие-то игры на „денди“. Он и тут постоянно поддавался, так что скоро мне стало неинтересно, и я с бóльшим энтузиазмом гоняла по двору. Иронично, что когда Андрея наконец выпустили, мы с семьёй переехали. Это автоматически прервало нашу связь.
Я уже успела забыть об Андрее, но нас случайно свёл тиндер. Я свайпнула его, не узнав, а он сделал ровно то же в ответ. Но первое свидание было ужасным: Андрей подобрал совершенно идиотское место, было невкусно, обслуживали из рук вон плохо, а разговор не клеился. Он постоянно говорил, перескакивая с темы на тему. Помню, как он такой облокачивается локтями о стол и начинает мне что-то затирать о даосизме, потоке, который его несёт, а я думаю: „Скорее бы он его унёс отсюда“. Наконец я не выдержала и говорю:
— Слушай, мне пора, — тут я задумалась, говорить ему правду или нет — решила, что не стоит, — надо дома кота покормить.
Он оживился ещё больше, хотя, казалось бы, куда уж. Весело так говорит:
— Классно! Очень люблю котов. Может, знаешь такого писателя — Уильям Берроуз? У него даже есть книга „Кот внутри“. Но вообще он знаменит другим произведением. „Голый завтрак“. Его Кроненберг ещё экранизировал. Который снял „Муху“ и „Космополис“… — и дальше в том же духе.
Я минуту послушала из вежливости, а потом решила, что если намёки не работают, надо действовать наверняка. Я просто встала, попрощалась и ушла. А он остался сидеть на месте и, кажется, продолжал говорить. Но что самое удивительное — тогда мы ещё не узнали друг друга.
Прошла неделя и он мне снова пишет: „Извини, я был не в себе. Не стоило мне есть колеса перед свиданием“. Думаю: „Зашибись, пацан. К успеху идёшь“. Написала ему что-то вежливое, а он не унимается. Пишет: „Слушай, Аня. Я тут пересмотрел фотографии в твоём профиле и мне кажется, что мы знакомы“. Пишу: „Нет, вот тут ты точно ошибаешься“. И решаю, что ещё один подобный банальный подкат — и ЧС. А он: „Ты случайно не жила на Дорогожичах?“ Ну, и давай наваливать факты из нашего детства. Я аж прослезилась. И в конце он пишет: „А помнишь, как мы в шесть лет закопали в парке клад? Как думаешь, он ещё там? Давай поищем“. Я не могла не согласиться.
