Коричневый брусок, который он показывал мне в детстве, — позже я поняла, что это была анаша, которую курили многие ребята из школы.
В этих эпизодах я не замечала за Вимом ничего плохого. А вот отец, оравший, что от Вима никакого толку, творил мерзости ежевечерне.
* * *
— Какой ужас. Что же теперь будет? И как ты к этому относишься? — спросила Неттеке.
Слово «смерть» не прозвучало, но о чем она, было понятно и так. Ну да, разумеется, как ты относишься к своей вот-вот грядущей смерти? Я делала вид, что все нормально, а сама постоянно озиралась — нет ли вокруг потенциальных киллеров. Вот так к этому и относятся.
— Стараюсь прожить как можно дольше, вот и все.
Этот разговор донельзя очевидно показывал, насколько по-разному мы с ней жили. Она действительно жила, а я не более чем выживала. Но я не считала себя менее счастливой. Просто меня радовали другие, менее значительные вещи.
— Так ты нормально живешь? И как у тебя получается? — спросила Неттеке.
— Я очень люблю по утрам попить кофейку где-нибудь здесь.
Она участливо смотрела на меня. «Неужели это ее представление о хорошей жизни?» — явно думала она.
— А потом я иду куда-нибудь еще по соседству и ем йогурт. А вечером — в японский ресторан, чем чаще, тем лучше. Обожаю японскую еду.
— А кроме еды, ты чем-нибудь еще занимаешься? — Ее голос был исполнен сострадания.
— Да нет, на самом деле только еда делает меня счастливой. Такие маленькие радости жизни, понимаешь.
— А может, тебе просто уехать?
— Да не люблю я заграницу. Мне там даже в отпуске не нравится. Что мне там делать?
Она явно не понимала.
— Тебе ведь и полтинника нет, и тебе уже жить неинтересно?
— На самом деле я очень от всего устала. Я не хочу больше скрываться.
А еще я не хотела продолжать этот разговор. Он меня не радовал. Все равно я толком не могла объяснить, почему мне пришлось примириться с мыслью о гибели. Мне и самой это не до конца понятно. Не знаю, почему так, знаю лишь, что так надо.
— Как твоя мама? — Я перевела разговор на другое.
— Хорошо.
— Прекрасно.
— Ну мне пора. Скоро увидимся, — соврала я.
Прощай, работа (2015)
Я спешила на работу. Мне нужно было успеть в суд к началу допроса свидетеля, назначенному на девять утра. Идя вниз по лестнице, я, как всегда, помнила, что дойти до машины — дело, сопряженное с риском для жизни. Никогда не знаешь, что ожидает тебя в конце этих ступенек. Не удивлюсь, если там меня поджидает киллер. Это от меня никак зависело, так что, невзирая ни на что, я продолжала путь вниз.
Если там киллер, то все, уже ничего не сделаешь. Это уязвимое место, которого трудно избежать. Оказавшись в машине, ты получаешь шанс, хотя и это зависит от того, на какой машине ездить.
Я спешила к машине, которая довольно далеко. Припарковать ее у дверей я не смогла — все было забито. Пришлось оставить ее за углом.
Чем больше расстояние, которое требуется пройти до машины, тем уязвимее я становилась. Особенно сейчас, когда машина вне моей видимости. Если машина перед домом или прямо у дверей, засаду можно заметить. Намного сложнее сделать это, когда она за углом. Я понимала, что киллер может точно определить дорогу, которой я пойду к машине. Его внимание сосредоточено на твоей машине и на твоем доме. Прямая между этими двумя точками — путь, которым ты пойдешь. Необходимость свернуть за угол делает тебя уязвимее — ты не знаешь, что тебя там ждет.
Я торопилась, чего нельзя делать, когда требуется оценить обстановку.
В этот понедельник все шло наперекосяк. Понимая, что за углом может таиться угроза, я перебежала на другую сторону, чтобы сперва осмотреть улицу, на которой стоит машина, а уже потом подходить к ней. Машину не было видно, ее заслонял большой автобус. Плохо, подумала я. Это сделано специально? И что или скорее кто находится в автобусе?
На полпути к машине я заметила человека, который не вписывался в уличную обстановку. Он не шел по улице, а просто стоял на ней. Боковым зрением я видела, что он наблюдает за моей машиной.
Я замедлила ход и прижалась к линии домов. Пока он меня не заметил, по крайней мере, судя по его поведению. Я спряталась на одном из многочисленных крылечек, чтобы меня не было видно с улицы. Что-то не так. Я была уверена, что он стоит здесь, поджидая именно меня.
Я не хотела ждать на крыльце слишком долго, человек мог в конце концов заметить меня. Я думала позвонить в одну из квартир, сказать, что мне плохо и попросить вызвать врача. Вероятность, что хорошо одетой больной женщине откажут, не слишком велика.
Но я ведь спешила, черт возьми, мне необходимо было присутствовать на этом заседании. Может быть, мне чудится, и как я объясню свое опоздание судье, секретарю и свидетелю? Расскажу им, что решила, будто меня сейчас будут убивать, и поэтому опоздала? Ну и как это будет выглядеть? Самой смешно, честное слово.
Что же делать? К машине подходить точно нельзя. Я решила вернуться на угол, с которого пришла, и позвонить Соне — узнать, где она.
— Еду к тебе, уборку делать, — ответила сестра.
— Сможешь подхватить меня, когда приедешь? Вокруг моей машины кто-то крутится.
— Конечно, сейчас буду.
— Через сколько? Я тороплюсь, мне в суд нужно.
— Десять минут.
— Ладно, давай быстрее, может, еще успею. Подъезжай ко входу в «Кофикомпани», там полно машин, притормозишь, я запрыгну и поедем дальше.
На всякий случай я позвонила и Сандре. Мы всегда предупреждали друг друга, когда видели что-то подозрительное.
— Сан, тут какой-то мужик около моей машины крутится. Мне это не нравится, меня заберет Соня. А ты тоже поосторожнее, когда будешь выходить из дому.
— Конечно, — сказала она.
Подъехала Соня, я прыгнула к ней в машину.
— Сил моих больше нет.
Я успела точно к началу заседания. Оказалось, что полиция не предоставила свидетеля, так что я могла спокойно отправляться домой. Все эти волнения были впустую. Для меня это стало последней каплей.
Если я хочу получить шанс на выживание, то должна жить так, как Вим. Ему удалось прожить так долго только благодаря своему образу жизни.
— Меня сто раз пытались убить, — говорил он мне в прошлом году.
Наверняка преувеличивал, но люди, которые хотят его смерти, есть точно.
Томас ван дер Бийл прямо говорил Тевену, что у него не получилось убить Вима. С ним очень хотела покончить целая группа, в составе которой был Кеес Хаутман. На Рождество 2005 года у них ничего не вышло, но от своей цели они не отказались.
