Я понимала, что заболеваю от напряжения. Через несколько часов я буду в одном помещении с заказчиком моего убийства. Как мне с этим справиться?
При появлении серьезной опасности человек обычно спасается бегством или вступает в борьбу. Сбежать я не могла: защитники имеют право допрашивать свидетелей, поэтому моя явка в суд была обязательна. Подраться было тоже нельзя — нас разделяли стеклянная перегородка и несколько работников суда.
Следовало успокоиться и умерить свой гнев. Сделать то же, что я делала на протяжении двух лет, слушая, как Вим вымогает у Сони деньги, запугивая и угрожая убийством, как клевещет на Кора, как унижает маму, как угрожает детям.
От этих речей кровь в моих жилах вскипала. Но, чтобы собрать доказательства, мне приходилось делать вид, что я считаю его разговоры и поступки совершенно нормальными.
За последние два года были моменты, когда я разрывалась между голосом разума, велящим мне сохранять благоразумие и дождаться действий Департамента юстиции, и горячим желанием немедленно перегрызть ему глотку.
Годами мне приходилось выслушивать от Вима, что он сделал или собирается сделать с другими, и это приводило меня в бешенство.
А теперь речь зашла обо мне самой.
* * *
Как я могу спокойно сидеть на этом дурацком свидетельском месте и отвечать на вопросы, как будто не зная, что он уже заказал нас? И не подавать перед ним вида, что мне известно, что он замышляет против нас, дабы не затруднить судебный процесс против него? Как бы я хотела пробить стекло, чтобы вцепиться ему в горло! И где я возьму силы, чтобы спокойно перенести то, что мне предстоит?
Надо успокоиться, прежде чем приедет броневик, на котором меня повезут в здание суда. Единственный способ не сорваться — включить знакомый мне с детства защитный механизм. Еще ребенком в самых невыносимых ситуациях я «уходила в себя» — присутствовала физически, но отсутствовала мысленно, будто покинув свое тело и наблюдая за происходящим откуда-то издалека.
Это позволило мне успокоиться и притупить эмоции. В этом состоянии я и приехала в суд вместе с Ваутом. Сначала мы встретились с представителями окружной прокураторы. Они пожелали мне не терять присутствия духа и с пониманием отнеслись к ненормальным обстоятельствам, в которых мне приходится давать свидетельские показания.
Я спросила у них, известно ли судье, которая будет вести заседание, что Вим заказал нас, находясь в тюрьме строгого режима. Она знала. Я почувствовала некоторое облегчение — она, наверное, тоже понимает, насколько трудно мне будет находиться с ним в одном помещении.
Зашла судья.
— Как вы? — обратилась она ко мне.
Это личное обращение пробило мой оборонительный рубеж, и я всхлипнула:
— Не здорово. Особенно трудно детям приходится.
— Да. Но вы же ожидали чего-то подобного, правда? — спросила она.
— Да, я знала, что так и будет…
— Но от этого не легче! — вмешался Ваут.
— Ну что же делать, — сочувственно сказала судья и перешла на деловой тон. — На самом деле я зашла попросить вас отвечать на вопросы господина Франкена строго по существу. Разъяснения типа «нам уже было понятно кого» не пройдут. Только так мы сможем закончить со всем этим максимально быстро.
Так же, как и на прошлом заседании — не успеваю я начать, как мне уже указывают, что говорить, а что нет. Но я больше не буду это терпеть. Я молчала слишком долго и буду отвечать так, как сочту нужным сама.
Но вся обстановка вокруг меня и эта попытка воздействия как будто лишили меня последних остатков сил. Я больше не могу с этим бороться, я слишком устала, чтобы противиться этим ограничениям.
Я решила, что буду отвечать односложно, пережду эту напасть и отправлюсь домой. Кое-как дотащилась наверх, в зал суда, и встала на свидетельскую трибуну. Трибуна была огорожена непрозрачным стеклом, но присутствие Вима все равно ощущалось.
Я абстрагировалась от своих чувств и отвечала максимально коротко, как робот. Кажется, судья была, наконец, удовлетворена, но теперь был недоволен Стин Франкен. Как и на предыдущих заседаниях, мы говорили о сделанных мной аудиозаписях.
Оказалось, что их фрагмент прозвучал в телевизионном ток-шоу «Во всей красе», причем этого фрагмента не было у стороны защиты.
— Это возможно. Может быть, его предоставил Питер? Или Соня? — сказала я.
— Но ведь вам неоднократно задавался вопрос, и вы под присягой подтвердили, что передали суду все записи?
— Совершенно верно, этот вопрос задавался, и я под присягой подтвердила, что передала все имеющиеся у меня материалы. Однако этот вопрос задавался только мне и не задавался Соне.
Этот ответ дал основание Стину Франкену внести ходатайство о приостановке моего допроса.
Нас с Ваутом отправили в отдельное помещение внизу, мы сели и стали ждать. Примерно через два с половиной часа дверь открылась.
— Господин Морра, пройдите со мной на минутку, пожалуйста, — сказал работник суда.
Удивленный Ваут встал и пошел к двери.
— А я? — спросила я.
— Вам не нужно, — ответил судейский.
— Почему не нужно? Это, вообще-то, меня допрашивают, не так ли? Я сижу здесь уже два с половиной часа, и мне, видите ли, не нужно? Послушайте, я хочу понимать ситуацию и ждать больше не намерена! Ваут, позаботьтесь, пожалуйста, чтобы я узнала, что там происходит.
Но никто мне ничего не говорил. И я продолжала сидеть в запертой комнате. Я никого не видела и не слышала. Я была уже готова звонить в службу спасения, когда в коридоре раздались шаги. Их звук был похож на походку моей сестры. Потом я услышала еще чей-то топот. Дверь распахнулась, и вошла судья. Я не сдержала нахлынувшие эмоции и выплеснула на нее все — и старательно подавлявшиеся чувства по поводу брата, собирающегося меня убить, и месяцы сидения взаперти дома, и страх за детей, и беспокойство за маму, и то, что я уже больше двух часов сидела одна под замком.
— Что происходит? — гневно спросила я. — Вы запираете меня на два с лишним часа и не информируете меня о ситуации? Это совершенно неприемлемо. Не потрудитесь ли сообщить мне, что, собственно, происходит?
— Извините, — сказала судья.
— Извините? — Я была в ярости. — Я не потерплю такого отношения к себе. Вы заперли меня более чем на два часа. Я — добровольный свидетель, свободный человек, и не собираюсь сидеть взаперти и дальше. Ухожу отсюда сейчас же.
— Подождите еще немного, пожалуйста, мне нужно опросить вашу сестру. Она в соседнем помещении.
— Даю вам десять минут, и если через десять минут дверь не откроется, я ее вышибу, — проорала я, полностью утратив контроль над собой.
Судья вышла, закрыла за собой дверь, а спустя короткое время я услышала пронзительные крики Сони.
