– Адрес можно взять у майора, – хихикнул Добродеев.
– Обойдемся. Кстати, о майоре. Позвони и спроси, можно ли взглянуть на автопортрет Елены Успенской. Хочется увидеть медальон. Подозреваю, это тот самый артефакт, о котором написал Мищенко.
– Портрет Елены Успенской? – Добродеев вытаращил глаза. – У майора? Ты… уверен?
– Уверен. Он нашел его в машине Ильина. Людмила Жако убила Рудина, чтобы забрать картину. Надумала кинуть Ильина и не хотела, чтобы тот знал, как выглядит артефакт. Одно дело прочитать в рассказе – то ли правда, то ли нет, а другое – увидеть воочию, так сказать. Кроме того, их интересовал дневник Елены Успенской. На всякий случай Рудин пошарил в музее, ничего не нашел и отправился к профессору. Или нашел, а к профессору отправился с целью грабежа. Не суть. Главное то, что они знали по описанию, как выглядит артефакт, а также о существовании дневника. И вычислили правнучку Успенской Илону Романенко. Рудин вломился в дом Илоны, увидел автопортрет и узнал артефакт. Вытащил из рамы, и в этот роковой момент появилась Людмила Жако. А латыш остался снаружи… Это была точка, где пересеклись все трое. Двое в доме, один снаружи. Вышла из дома одна Людмила. Потому латыш врал. Узнав от Илоны об убийстве, он заподозрил бывшую жену и соврал на допросе, что одиннадцатого был болен и никуда не выходил. Не хотел закладывать любимую женщину. Ильин, узнав об убийстве, также заподозрил свою подругу. Жаль, что мы с ней не встретились, хотелось бы взглянуть на эту роковую женщину. Сцена, где он хватает ее за руку… помнишь? А она ему кофе в лицо. Думаю, он обвинил ее в убийстве.
– Но похоже, они помирились!
– А ты хотел, чтобы он побежал в полицию? Конечно, помирились. Когда ее убили, помнишь?
– Пятнадцатого августа.
– Фотографии сделаны четырнадцатого. На другой день после сцены в кафе Ильин явился с обыском в номер Людмилы, и она его там застукала. Ильин убил ее, забрал картину и дневник Елены Успенской. Думаю, дневник Людмиле удалось найти.
– На чердаке? А Ильина кто? Латыш? Или обычная авария?
– Даже самая нестандартная версия имеет право на существование, – назидательно произнес Монах. – Латыш… вполне мог. Как он это проделал, по-твоему? Сможешь объяснить?
– Ну… Он мог наткнуться на Ильина, допустим, в кафе, подойти и подсыпать ему зелья. В кофе или в чай, – сказал Добродеев.
– А тот ослеп, оглох, закрыл глаза и ничего не заметил, – подхватил Монах. – Или смотрел в сторону. Как ты себе это представляешь, Лео? Вот давай, насыпь мне соли или сахару в кофе, прямо сейчас… Ну? То-то. Но в качестве версии… ладно, принимается. Надо только объяснить, каким образом он это проделал.
– Может, Ильин вышел в туалет.
– Резонно. Вполне мог выйти. Нужно только доказать, что такого-то числа в такое-то время Ильин и предполагаемый убийца, а именно латыш, находились на одной территории и на близком расстоянии, Ильин вышел в туалет, а латыш сыпанул ему в кофе своей отравы от алкоголизма. И найти свидетелей. Когда же, по-твоему, это случилось?
– После того, как Ильин убил Людмилу. Если это он.
– Это он.
– Ладно, допустим. Ильин убил Людмилу и забрал картину и дневник, после чего пересекся с латышом, и тот подсыпал ему яду, после чего Ильин поехал домой в Зареченск. По дороге попал в аварию, так как яд начал действовать. Где он пересекся с убийцей, неизвестно. – Добродеев задумался. – Ты прав, Христофорыч, мы гадаем на кофейной гуще, – добавил самокритично. Но с другой стороны, единственный человек с мотивом – латыш. Больше никого не осталось. Или был пятый, не попавший в поле зрения.
– Пятый, десятый, двадцать первый… – фыркнул Монах. – Ладно, Лео, так и быть. Звонок верного друга. Бросаюсь на помощь утопающему, как дельфин-спасатель. Посмотри фотки со всей троицей еще раз.
– Ты думаешь?
– Я знаю! Дерзай, Лео.
Добродеев принялся изучать фотографии. Монах допил кофе, махнул, чтобы принесли еще. Они сидели в том самом уличном ресторанчике, где подавали блинчики «Сюзетта».
– Две «Сюзетты», – сказал монах официантке, – и два кофе. А потом пиво.
Девушка принесла заказ, а Добродеев все изучал фотографии. Монах съел блинчики и выпил кофе. Ему принесли пиво. Он пил пиво и поглядывал на растаявшее мороженое, прикидывая, а не скушать ли вторую порцию. У Добродеева вдруг вырвалось:
– Черт! Знаю! Как это я сразу… Черт!
– Вот видишь, как все просто, Лео. Сесть и подумать… всего-навсего. Напрячь серые клеточки. Все, что придумал один человек, всегда раскусит другой. Блины будешь?
– Буду! Слушай, это же… это невероятно! – Добродеев даже стал заикаться. – Привет с того света!
– Привет с того света! – восхитился Монах. – Кул! Сохрани для статьи. Теперь можно звонить майору и меняться. Мы ему убийцу, он нам прабабушкин автопортрет. У меня руки чешутся увидеть артефакт из Маргуша. Хочешь услышать, как Мищенко описывает эту штуку?
– У тебя есть журнал? – удивился Добродеев. – Откуда?
– Журнала нет. Рассказ нашел в Интернете. Кирилл Мищенко «В поисках миражей». Все, как сказал профессор. Я тебе сейчас зачитаю описание артефакта. Монах достал из папки несколько листков бумаги, нашел нужное место и принялся с выражением читать:
– «Я отложил пожелтевшую тетрадь, дневник роковой экспедиции… Некоторое время мы сидели молча. Потом она протянула мне продолговатый металлический прямоугольник длиной около пяти сантиметров, шириной и высотой около сантиметра. Он был удивительно легкий, золотистого цвета, не похожий ни на один известный мне металл, теплый на ощупь. Я готов был поклясться, что это какая-то разновидность пластмассы, если бы не ощущение седой древности, которым веяло от этого странного предмета». – Он прервал чтение и взглянул на Добродеева: – Ты написал бы лучше, Лео. Однако не будем отвлекаться на стиль. Итак, продолжаю: «На прямоугольник были нанесены знаки и рисунки, напоминающие пиктографическое письмо. Я взял лупу и стал рассматривать рисунки самым тщательным образом. Мне показалось, я различил фигурки человека, собаки, птицы и змеи. Кроме этого там были еще геометрические знаки: кружок, овал, треугольник и квадрат. И отдельные значки наподобие букв – мне показалось, я узнал знакомое созвездие. Я взглянул на нее. Ее лицо оставалось в тени. Мне показалось, она не хочет, чтобы я видел ее лицо, на котором мелькали воспоминания. Вдруг я увидел, как предмет стал пульсировать слабым голубым светом и по нему побежали голубые искорки…»
И так далее. Лирика. Если помнишь, Илона описала прабабушкин медальон примерно так же: прямоугольник длиной около пяти сантиметров, неширокий, похожий на обыкновенный брусок металла.
– О каком созвездии речь?
– Понятия не имею. На совести автора. Возможно, художественный свист, для колорита. Сам знаешь.
– А пульсация с искрами?
Монах пожал плечами.
