Она улыбается ему, и Дженкинс краснеет. Уже третье поколение его семьи служит Тревельянам, правда, по большей части, в Энгвине, нашем оксфордширском имении. Четыре года назад Дженкинс сбежал из-под семейной опеки и теперь работает в Трессилиан-холле помощником егеря. Он немного младше меня и заядлый серфингист. Я видел его на доске – он посрамил бы и Кита и меня. К тому же Дженкинс превосходный стрелок и опытный егерь. Он частенько водит охотничьи группы по здешним угодьям. Под его плоской шапкой и копной выгоревших на солнце волос скрывается острый ум.
Алессия удивленно смотрит на меня.
– Мы будем охотиться на птиц?
– Нет, мы будем стрелять по тарелочкам.
Она все еще озадачена.
– Я принес леди два ружья на выбор. Вот «парди», сэр. Миссис Кэмпбелл настояла, чтобы я захватил вашу охотничью куртку.
– Отлично.
– А еще кофе. И сосиски в тесте. И грелку для рук. – Дженкинс улыбается.
Вот как Денни проявляет заботу.
– Машины заряжены.
– Замечательно. – Я поворачиваюсь к Алессии. – Тебе нравится сюрприз?
В глубине души я уже сомневаюсь.
– Да, – неуверенно отвечает она.
– Когда-нибудь стреляла из ружья?
– Нет. Но у моего отца есть ружья.
– Правда?
– Он охотится.
– Охотится?
Алессия пожимает плечами.
– Ну, он берет ружье и уходит на всю ночь. Стрелять волков.
– Волков?!
Она смеется над моим выражением лица.
– Да, у нас в Албании есть волки. Правда, я ни одного не видела. И вряд ли их видел мой отец. Я хотела бы научиться стрелять.
Дженкинс кратко рассказывает Алессии о правилах безопасности и показывает, как обращаться с ружьем, а она внимательно слушает инструкции. Я тем временем быстро переодеваюсь в жилет и пиджак. Невзирая на холод, мне тепло в этой старой одежде. Я достаю из чехла одно из ружей «парди» двенадцатого калибра. Старинное, оно принадлежало еще моему деду – он приобрел пару двустволок в 1948 году. В затейливую серебряную гравировку искусно вплетены родовой герб Треветиков, а приклад ружья сделан из роскошного орехового дерева. После смерти деда эта пара ружей была торжественно передана моему отцу. Одно из ружей отец подарил Киту на восемнадцатилетие. Второе – то самое, из которого стрелял наш дед – Кит после смерти отца отдал мне.
А теперь, когда Кита не стало, я владею обоими ружьями.
Накатывает печаль. Вспоминается, как мы втроем были в оружейной: отец чистил свое ружье, брат свое, а я наблюдал за ними, взволнованный тем, что мне в восемь лет наконец-то позволили здесь находиться. Отец показывал, как разбирать ружье, натирать приклад маслом, как смазывать металлические части, как чистить ствол и затворный механизм.
– Все готово. Сэр? – Голос Дженкинса вырывает меня из воспоминаний.
– Отлично.
Даже в защитных очках и берушах Алессия умудряется выглядеть привлекательно. Она склоняет голову набок.
– Что такое?
– Мне нравится твой пиджак.
– Это старье? – усмехаюсь я. – Из шотландского твида.
Я беру патроны, защитные очки и беруши и переламываю стволы.
– Готова? – спрашиваю я Алессию.
Она кивает. Ее ружье тоже открыто, и мы идем на импровизированное стрельбище, на котором Дженкинс уложил несколько тюков сена.
– Метательная машина за ними. Скорость низкая, – говорит он.
– Можно посмотреть?
– Конечно. – Дженкинс нажимает кнопку на пульте удаленного управления, и в сотне метров от нас в воздух взлетает тарелка.
– Я никогда в нее не попаду! – вздыхает Алессия.
– Попадешь. Смотри. Отойди немного.
Я ощущаю свое превосходство. Она лучше играет на пианино и лучше готовит, к тому же выиграла у меня в шахматы…
– Запусти две «птички», Дженкинс.
– Да, сэр.
Я надеваю очки и беруши. Вставляю в ружье два патрона.
– Давай!
Дженкинс выпускает две тарелочки. Я нажимаю на курок и сбиваю сначала верхнюю, затем нижнюю. Осколки дождем сыплются на землю.
– Отличный выстрел, сэр.
– Ты попал! – восторгается Алессия.
– Да! – Я не в силах сдержать самодовольной улыбки. – Теперь твоя очередь. – Я открываю ружье и отхожу в сторону, освобождая место для Алессии.
– Ноги шире. Вес переносится на заднюю ногу. Хорошо. Смотри на цель. Оценив траекторию полета, нужно плавно навести ружье чуть выше. Покрепче упри приклад в плечо, отдача сильная.
– Хорошо. – Алессия точно выполняет мои инструкции.
– Правую ногу назад, мисс, – советует Дженкинс.
– Вот, это твои. – Я вручаю ей два патрона и отхожу, пока она вставляет их в ружье.
– Когда будешь готова, крикни «Давай!». Дженкинс выпустит одну тарелочку, и у тебя будет две возможности ее поразить.
С сомнением посмотрев на меня, Алессия поднимает ружье. Разрумянившаяся, в вязаной шапочке и с косой, спускающейся вдоль спины, она выглядит очень по-деревенски.
– Давай! – кричит она.
«Птичка» пролетает перед нами, и Алессия стреляет по ней два раза.
И оба раза промахивается.
Она недовольно смотрит на упавшую недалеко от нас тарелку.
– Ничего, научишься. Давай еще раз.
Глаза Алессии азартно горят. Дженкинс дает ей несколько советов.
Она попадает в четвертую.
– Да! – кричу я.
Алессия пританцовывает от радости.
– Эй-эй! Открой ружье! – хором кричим мы с Дженкинсом.
– Простите. – Хихикнув, она открывает ружье. – Можно мне еще стрелять?
– Разумеется, у нас все утро впереди. И правильно говорить «пострелять».
Она широко улыбается. Ее носик порозовел, но глаза ярко сияют от возбуждения. Счастливая улыбка растопила бы даже самое ледяное сердце, а мое так и тает. Безумно приятно видеть, как она наслаждается жизнью.
Алессия и Максим сидят, свесив ноги, на багажнике машины Дженкинса, пьют кофе из термоса и едят пирог с мясной начинкой.
– Ты хорошо стреляла, – говорит Максим. – Двадцать из сорока тарелочек – очень даже неплохо для первого раза.
– Ты стрелял лучше.
– Я опытный, стрелял много раз. Тебе понравилось?
– Да. Мне хотелось бы еще как-нибудь пострелять. Когда будет не так холодно.
– Мне тоже.
Алессия отпивает кофе и, ойкнув, морщится.
