«Говорит Багдад, — раздался голос Арифа в эфире в ранние утренние часы 14 июля 1958 года, — радиослужба Иракской республики». Для иракских радиослушателей это стало первым сигналом того, что монархии пришел конец. В перерывах между выходами в эфир Ариф нервно шагал по помещению радиостанции, ожидая от своих соратников новостей об успехе переворота. Примерно в семь утра в помещение ворвался офицер в окровавленной форме с автоматом в руках и сообщил о смерти короля и королевской семьи. «Ариф принялся кричать во весь голос: „Аллах акбар! Аллах акбар!“ Потом он сел за стол, написал несколько строк и исчез в студии вещания, повторяя про себя: „Аллах акбар, революция победила!“»{49}
Юнус Бахри следил за ходом революции по радиосообщениям Арифа. «Мы не знали, что происходит ни в самой столице, ни за ее пределами, — вспоминал Бахри. — Жители Багдада затаились в своих домах, потрясенные внезапностью событий». Наконец, Ариф обратился к народу с призывом выйти на улицы и поддержать революцию, расправившись с ее врагами.
Хотя Ариф знал, что королевская семья уже убита, он, будто бы желая сделать иракский народ причастным к этому преступлению, призвал штурмовать королевский дворец. Он также пообещал вознаграждение в 10 000 иракских динаров за поимку Нури ас-Саида, которому на рассвете удалось убежать от нападавших. На следующий день ас-Саид был пойман в женской одежде и подвергнут линчеванию. «Когда люди в Багдаде услышали призывы атаковать королевский дворец и дом премьер-министра, желание убивать, уничтожать, грабить и мародерствовать взяло верх над страхом, и они вышли на улицы», — писал Бахри. Городская беднота ухватилась за возможность поживиться легендарными богатствами багдадских дворцов и безнаказанно убивать каждого, кто вставал у нее на пути.
Юнус Бахри тоже вышел на улицу, чтобы увидеть иракскую революцию своими глазами. То, что он увидел, потрясло его. «По улице ар-Рашид текли потоки крови. Автомобили тащили за собой на веревке привязанных людей, многие из которых были уже мертвы. Народ приветствовал их аплодисментами и одобрительными криками. Я видел, как толпа тащила растерзанное тело принца Абд аль-Илаха. Удовлетворив свою жажду мести, они повесили его останки у входа в здание министерства обороны». Толпа снесла памятники королю Фейсалу I и британскому генералу Моду, захватившему Багдад в 1917 году, и подожгла здание Британской канцелярии в Багдаде.
В атмосфере массовой истерии любого могли принять за представителя старого режима и линчевать. «Было достаточно, чтобы кто-то указал пальцем и крикнул „Это же министр Фадыл аль-Джамали!“, чтобы толпа набросилась на этого человека без всяких колебаний и милосердия, связала ему ноги и потащила по улицам. Напрасно человек кричал о своей невиновности и молил о пощаде, взывая к Всевышнему, ко всем ангелам и демонам». Багдад превратился в подобие ада «с пылающими всюду пожарами, реками крови и растерзанными телами, валявшимися на улицах»{50}.
В то время как на улицах столицы продолжалась резня, полковник Ариф делал заявления по национальному радио и отдавал приказы. Он распорядился арестовать всех бывших министров иракского кабинета, а также министров Арабской Федерации, как иракских, так и иорданских. Позже последовал приказ об аресте представителей власти уровнем ниже — от мэра Багдада до начальника полиции, а после обеда Ариф призвал арестовать всех журналистов, подозреваемых в монархических взглядах. Юнус Бахри, который был известен своими связями с Нури ас-Саидом, был обвинен в симпатиях свергнутому режиму и на следующий день схвачен. Когда его привезли к Министерству обороны и вывели из машины, к зданию подъехал джип, в багажнике которого лежал изувеченный труп ас-Саида.
Представителей старого режима согнали в гурт, как овец, и препроводили в новую тюрьму, перестроенную из старой больницы в пригороде Багдада Абу-Грейб. Впоследствии тюрьма Абу-Грейб станет печально известна на весь мир как «Центр пыток Саддама», а после вторжения США в Ирак в 2003 году будет использоваться для той же цели американскими военными. Бахри провел в Абу-Грейб семь месяцев, после чего был выпущен на свободу без предъявления каких-либо обвинений. В начале 1959 года они с женой вернулись в Бейрут, где их ожидала гражданская война и — в конце года — новое правительство.
В Ливане оппозиционные силы с восторгом встретили известие о падении иракской монархии, которую считали британской марионеткой. Иракские «Свободные офицеры» были в их глазах арабскими националистами из гвардии Насера. Падение прозападного правительства в Ираке вдохнуло в ливанских оппозиционеров веру и в собственную победу. В своих мемуарах Шамун писал: «В мятежных кварталах люди выходили на улицы, собирались в кафе и общественных местах, веселились и плясали, не в силах сдержать свою радость, и открыто угрожали законным властям, что вскоре те разделят участь багдадских правителей. Тех ливанцев, которые хотели жить в мирном и независимом Ливане, охватил страх за будущее своей страны»{51}.
Ливанское государство, сотрясаемое гражданской войной, оказалось на грани краха. Уже через два часа после получения новостей о вооруженном перевороте в Ираке Шамун попросил США об оказании военной помощи в соответствии с доктриной Эйзенхауэра (Ливан стал единственной страной, когда-либо воспользовавшейся этой доктриной). Поскольку Шестой флот США находился в восточном Средиземноморье, американские морские пехотинцы высадились в Бейруте уже на следующий день.
Чтобы не допустить падения прозападного правительства и прихода к власти пронасеристских сил, американцы устроили в Ливане впечатляющую демонстрацию силы: на берег были высажены 15 000 морских пехотинцев, у побережья курсировали десятки военных кораблей, а самолеты палубной авиации совершили 11 000 вылетов, включая регулярные полеты на низкой высоте над Бейрутом, чтобы запугать воинственно настроенных горожан. Вооруженные силы США оставались в столице Ливана всего три месяца (последние американские войска были выведены 25 октября) и ушли, не сделав ни единого выстрела.
За время короткой американской оккупации в Ливан вернулась политическая стабильность. 31 июля 1958 года парламент избрал президентом командующего ливанской армией генерала Фуада Шехаба, что успокоило тревоги оппозиции, опасавшейся, что президент Шамун собирается остаться у власти на второй срок вопреки конституции. Срок президентских полномочий Шамуна истек 22 сентября, и в октябре новый президент Шехаб сформировал коалиционное правительство из числа лоялистов и оппозиционеров. Новое правительство призвало к национальному примирению под лозунгом «Нет победителей и нет побежденных», лишив арабских националистов всяких надежд на то, что Ливан свяжет свою судьбу с Египтом и Сирией в составе Объединенной Арабской Республики.
Иракская революция оставила Иорданию в полной изоляции и под угрозой тех же националистических сил, перед которыми не устояла даже сильная багдадская монархия. Как только до короля Хусейна дошли новости о событиях в Ираке, он приказал своей армии двинуться на Багдад, чтобы положить конец революции и восстановить свою династию на престоле. Но то была первая эмоциональная реакция, а не рациональный расчет. Даже если бы его малочисленным и плохо вооруженным войскам удалось одолеть более сильную иракскую армию, в Ираке не осталось выживших представителей Хашимитов (единственным оставшимся в живых членом королевской семьи был принц Зейд, который на тот момент служил послом Ирака в Великобритании и жил в Лондоне).
