Зависимое положение Фейсала стало очевидным в 1922 году, когда Британия подготовила проект договора, призванного регламентировать ее положение в Ираке. Англо-иракский договор не пытался завуалировать подчиненный статус Хашимитского королевства, открыто передавая британцам контроль над его экономикой, вооруженными силами, внешней политикой и законодательством. «Его Величество король Ирака соглашается руководствоваться на все время действия настоящего договора советами Его Британского Величества, передаваемыми через верховного комиссара, во всех важных вопросах, затрагивающих международные и финансовые обязательства и интересы Его Британского Величества», — гласил договор{25}. Наиболее явно британские намерения выдавал срок действия договора — 20 лет, по истечении которых он должен был быть либо возобновлен, либо прекращен, в соответствии с оценкой текущей ситуации «высокими договаривающимися сторонами». Эта формулировка открывала путь к британскому колониальному правлению, но никак не к независимости Ирака.
Условия договора вызвали в Ираке широкомасштабный протест. Даже сам Фейсал выступил против его подписания как из-за радикальных ограничений, налагавшихся договором на его королевскую власть, так и в попытке дистанцироваться от британской имперской политики. Некоторые министры подали в отставку. Совет министров, не желая нести ответственность за этот весьма спорный шаг, настаивал на созыве выборного Учредительного собрания. Британцы согласились на выборы, намереваясь добиться от избранной ассамблеи ратификации договора. Политики националистического толка выступили против договора и против выборов, понимая, что учредительное собрание будет не чем иным, как британской марионеткой, играющей по их правилам.
Политический кризис, спровоцированный англо-иракским договором, подорвал доверие к Фейсалу. На собрании учеников и учителей своей богословской школы аятолла аль-Халиси обратился к ним со следующей речью: «Мы обещали нашу преданность королю Фейсалу на определенных условиях (на этих словах аятолла сделал акцент), однако он не выполнил этих условий. Следовательно, ни мы, ни иракский народ не обязаны ему повиноваться». С этого момента аль-Халиси начал активно участвовать в националистической оппозиции и издавать фетвы, которые объявляли договор незаконным и запрещали любое участие в выборах в Учредительное собрание как «деяние, равносильное преступлению против веры, как шаг, помогающий неверным получить власть над мусульманами»{26}. Мусульманские богословы объединили силы со светскими националистами и организовали кампанию по бойкотированию предстоящих выборов.
В конце концов британцам пришлось прибегнуть к силе, чтобы навязать свой договор. Британские власти запретили все демонстрации. Аль-Халиси и другие лидеры оппозиции были арестованы и высланы из страны. Королевские военно-воздушные силы подвергли бомбардировке восставшие племена в районе Среднего Евфрата. Когда оппозиция была подавлена, власти приступили к выборам. Несмотря на фетвы и националистическую агитацию, они состоялись, и в марте 1924 года было созвано первое иракское Учредительное собрание.
Жаркие дебаты по поводу условий договора продолжались в Учредительном собрании с марта по октябрь 1924 года. В итоге договор был ратифицирован с небольшим перевесом голосов. Он оставался чрезвычайно непопулярен среди иракской общественности, хотя и положил начало ряду важных событий: Учредительное собрание утвердило конституцию нового государства и приняло закон о выборах, который закладывал основы как для конституционной монархии, так и для многопартийной демократии. Однако методы, использованные британцами для заключения этого договора, привели к непредвиденным последствиям, запятнав инструменты конституционного и парламентского правления ассоциациями с унизительным колониальным режимом и тем самым подорвав популярность демократической идеи в Ираке. В глазах иракцев новое государство не было «народным правлением, осуществляемым народом ради народа», но институтом, призванным гарантировать власть британцев над их страной.
Если британцы надеялись, что после подписания англо-иракского договора в стране воцарится мир и порядок, то их ожидало глубокое разочарование. Надо сказать, что британские и американские военные стратеги 2003 года могли бы извлечь немало полезных уроков из британского опыта в Ираке в 1920-х годах.
Поскольку новое Иракское государство было создано путем объединения трех очень разнородных османских провинций, вскоре между его этническими, религиозными, племенными и локальными сообществами возникли глубокие разногласия. Проблема явственно проявилась, когда началось формирование национальной армии — одного из ключевых институтов независимого суверенного государства. Военные в окружении короля Фейсала, принимавшие участие в Арабском восстании под его командованием, выступали за создание в Ираке единой национальной армии, которая объединила бы курдов, суннитов и шиитов. Однако этот проект провалился перед лицом активной оппозиции со стороны шиитской и курдской общин, категорически отказавшихся поддерживать любую правительственную инициативу, которая, как они считали, давала непропорционально много власти арабскому суннитскому меньшинству.
Особый вызов целостности и идентичности Иракского государства представляли курды. Не являясь, в отличие от суннитов и шиитов, арабами, они были возмущены усилиями правительства по превращению Ирака в национальное арабское государство. По их мнению, они как представители отдельной этнической общности должны были быть наделены особыми правами. Некоторые в курдской общине не противостояли попыткам арабизации, но использовали это как предлог, чтобы потребовать большей автономии в тех районах северного Ирака, где курды составляли абсолютное большинство.
Временами казалось, что единственное, что объединяет народ Ирака, — это его оппозиция британскому присутствию. Король Фейсал потерял надежду сплотить своих подданных. Незадолго до смерти, в 1933 году, он написал в частном письме: «По-прежнему, — и я говорю это с сердцем, полным печали, — не существует иракского народа. Есть только трудно вообразимые массы людей, лишенных какой-либо патриотической идеи, приверженных религиозным традициям и нелепостям, не имеющих никаких общих связей, склонных к пороку и анархии, постоянно готовых восстать против любого правительства»{27}.
В скором времени расходы британцев на поддержание порядка в Ираке стали превышать возможные выгоды от долговременного мандата, и к 1930 году они пересмотрели свою позицию. Англичане застолбили за собой право на месопотамскую нефть благодаря заключенному в 1928 году Соглашению о красной линии, по которому Британия получила 47,5 % акций Иракской нефтяной компании, тогда как французы и американцы — всего по 23,75 %. Они создали в Ираке лояльное и зависимое правительство, возглавляемое «надежным» королем, гарантировав защиту своих интересов. В свете этого становилось все более очевидно, что союзный договор будет гораздо лучшим способом обеспечить британские стратегические интересы в регионе, чем постоянный прямой контроль.
