В последние десятилетия существования Османской империи Ливан представлял собой странным образом усеченное территориальное образование. После резни христиан в 1860 году османское правительство и европейские державы договорились создать автономную провинцию Горный Ливан, расположенную в высокогорье и на западе выходившую к Средиземному морю, а на востоке — к долине Бекаа. Однако османы сохранили за собой побережье с портовыми городами Тир, Сайда, Бейрут и Триполи. В 1888 году эта прибрежная зона была переименована в провинцию Бейрут. Во многих местах ее ширина составляла всего несколько миль, однако Горный Ливан оказался отрезан от моря.
Одной из главных проблем автономной провинции Горный Ливан были природные условия. Из-за слишком маленькой территории и неплодородности земель невозможно было обеспечить средствами к существованию все население, и в последние годы османского правления многие ливанцы покинули родину в поисках лучшей жизни. В период с 1900 по 1914 год из Горного Ливана уехало около 100 000 жителей. Они перебрались в Египет, Западную Африку, Северную и Южную Америку{1}. Это не могло не беспокоить Административный совет — правящий орган, состоявший из 12 членов и избиравшийся из представителей различных ливанских общин пропорционально их численности. Административный совет мечтал увеличить территорию страны и, когда Первая мировая война подошла к концу, решил обратиться с этим к своему давнему покровителю — Франции.
Члены Административного совета собрались 9 декабря 1918 года, чтобы договориться о требованиях, которые они намеревались предъявить на Парижской мирной конференции. Совет хотел, чтобы Ливану была предоставлена полная независимость в пределах его «естественных границ» под французской опекой. Под «естественными границами» подразумевались две реки на севере и юге, горная цепь Антиливан на востоке и Средиземное море на западе. Другими словами, территория Ливана должна была расшириться за счет побережья с городами Триполи, Бейрут, Сайда и Тир на западе и плодородной долины Бекаа, тянущейся до подножья Антиливанских гор, на востоке.
Народ Горного Ливана знал, что Франция выступает как раз за такой «Великий Ливан» с 1860-х годов, и надеялся, что под французским мандатом эти планы наконец-то будут претворены в жизнь. Французское правительство официально пригласило Административный совет представить требования Горного Ливана на Парижской мирной конференции, что разительно отличалось от отношения к другим несговорчивым арабским государствам, таким как Египет и Сирия, столкнувшимся с явным пренебрежением и противодействием со стороны держав-победительниц.
Административный совет направил в Париж делегацию из пяти человек во главе с ведущим маронитским политиком Давудом Аммуном{2}. В своем обращении к Совету десяти Парижской мирной конференции 15 февраля 1919 года Аммун рассказал о чаяниях ливанского народа:
Мы мечтаем о Ливане, избавленном от иностранной зависимости, о Ливане, свободно следующем своему предначертанию и восстановленном в естественных границах — это необходимые условия, чтобы жить в свободе и процветать в мире.
Однако мы понимаем, что не сможем встать на путь экономического развития и добиться свободы без помощи великой державы по причине того, что нам не хватает знаний об устройстве современной жизни и западной цивилизации. В прошлом Франция всегда обеспечивала нам необходимую защиту, поддержку, помощь, советы и руководство. Мы считаем ее нашим другом. Мы желаем ее поддержки и хотим видеть ее гарантом нашей независимости{3}.
Административный совет Горного Ливана хотел не колониальной зависимости от Франции, а содействия в реализации устремлений ливанского народа. Но французы услышали только то, что хотели услышать, и были рады использовать заявление ливанской делегации для легитимизации своих притязаний на Ливан.
Между тем Административный совет выступал от лица не всех ливанцев. Свыше 100 000 ливанских эмигрантов, живших в Африке, Европе и Америке, проявляли острый интерес к политическому будущему своей родины. Многие ливанские экспатрианты придерживались более широких представлений о своей национальной идентичности и считали себя частью «сирийского народа», включавшего население Палестины, Сирии и Трансиордании. Среди этих «сирийцев» были и самые знаменитые ливанцы, в том числе известный писатель и философ Джубран Халил Джубран, автор мистического шедевра «Пророк». Они считали Ливан неотъемлемой, хотя и обособленной частью Великой Сирии и выступали за независимость Сирии в целом под французской опекой. Поскольку эта идея очень нравилась французам, ливанские сторонники независимой Великой Сирии под французским мандатом также были приглашены на Парижскую мирную конференцию.
Одним из самых выдающихся ливанских экспатриантов был Шукри Ганим, президент Сирийского центрального комитета, националистической организации с отделениями в Бразилии, США и Египте. Ганим предстал перед Советом десяти в феврале 1919 года и потребовал создания Федерации сирийских государств под французским мандатом. «Сирия должна быть разделена на три части, — заявил он, — или на четыре, с учетом Палестины. Это Великий Ливан, или Финикия, затем регион Дамаска и регион Алеппо, где должны быть созданы независимые демократические государства». Однако Ганим не считал, что все сирийские народы были созданы равными, и завершил свою речь зловещим предупреждением: «Присутствие Франции необходимо, дабы наставлять и направлять нас, и уравновешивать все происходящее, а также — мы не должны бояться сказать это нашим соотечественникам, являющимся разумными людьми, — дозировать наши свободы в соответствии с неодинаковым состоянием нашего нравственного здоровья»{4}. Хотя это всего лишь догадки, можно предположить, что Ганим считал Горный Ливан наиболее развитым и «нравственно здоровым» регионом Великой Сирии, готовым — в отличие от регионов Дамаска и Алеппо — в полной мере воспользоваться всеми политическими свободами под патронажем Франции. Во многих отношениях речь Ганима отвечала желаниям французов гораздо больше, чем требования, представленные Давудом Аммуном от лица Административного совета Горного Ливана.
Между тем в ливанской политике существовало еще одно течение, для которого идея французского мандата в Леванте была неприемлема. Мусульмане-сунниты и греческие православные христиане в прибрежных Триполи, Бейруте, Сайде и Тире не хотели оставаться в изоляции от сирийского политического сообщества и получить статус меньшинства в управляемом маронитами Ливанском государстве. Существовал явный раскол между франкоориентированной политикой Горного Ливана и националистическими настроениями арабского населения прибрежной провинции Бейрут. Освободившись от четырехвекового османского господства, националисты в Бейруте видели себя частью Великого Арабского королевства и активно поддерживали правительство эмира Фейсала в Дамаске. Выступая перед Советом десяти на Парижской мирной конференции в феврале 1919 года, эмир Фейсал выражал в том числе и политические чаяния арабов Левантийского побережья. Ливан, утверждал он, является неотъемлемой частью Арабского королевства, обещанного его отцу шерифу Хусейну британским верховным комиссаром сэром Генри Макмагоном, и, следовательно, должен перейти под управление арабского правительства Фейсала в Дамаске без всякого иностранного мандата.
