Арабские националисты в Бейруте восторженно поддержали это обращение Хашимитского эмира к великим державам. Одним из самых горячих сторонников Фейсала был молодой бейрутский интеллектуал по имени Мухаммад Джамил Байхум. В июле 1919 года его избрали представителем Бейрута на Всеобщем сирийском конгрессе, созванном в Дамаске перед прибытием комиссии Кинга — Крейна. «Французские власти всячески пытались помешать проведению выборов, оказывая давление как на избирателей, так и на кандидатов, — писал впоследствии Байхум. — Но все их уговоры и угрозы оказались напрасны»{5}. На Всеобщем сирийском конгрессе Ливан представляли целых 22 делегата со всех концов страны.
Байхум прибыл на Конгресс, открывшийся 6 июня 1919 года, исполненный надежд. Все делегаты были уверены, что собрались здесь, чтобы через комиссию Кинга — Крейна донести до великих держав-участниц Парижской мирной конференции пожелания сирийского народа относительно своего политического будущего. Они мечтали о создании независимого арабского государства на территории всей Великой Сирии под правлением короля Фейсала при минимальном вмешательстве иностранных держав. Байхум описывал политическую атмосферу в Дамаске как полную оптимизма и сравнивал город с революционным Парижем 1789 года. «Помимо нас в работе Конгресса участвовали представители Палестины, Иордании, Антиохии, Александретты и Дамаска, и все мы надеялись на то, что союзные государства услышат наши призывы и даруют нам обещанную свободу и независимость»{6}.
После визита комиссии Кинга — Крейна в июле 1919 года Байхум остался в Дамаске, чтобы продолжить участие в заседаниях Сирийского конгресса. Он в смятении наблюдал за тем, как в октябре 1919 года Британия вывела войска из Сирии, чтобы уступить место французам. Зимой 1919–1920 годов Франция принялась насаждать свою политику, разделив Великую Сирию на части и лишив арабское правительство в Дамаске независимости. В марте 1920 года в отчаянной попытке предотвратить введение мандатов Конгресс провозгласил независимость Великой Сирии, поставив европейские державы перед фактом. При этом Ливан был объявлен неотъемлемой частью Великой Сирии. «Мы примем во внимание все патриотические пожелания ливанцев в отношении административного управления их страной в рамках ее довоенных границ при условии того, что Ливан дистанцируется от всех внешних влияний», — говорилось в Декларации независимости.
Административный совет Горного Ливана поспешил выразить протест против декларации Сирийского конгресса, настаивая на том, что правительство Фейсала не имеет права «выступать от имени Ливана, устанавливать его границы, ограничивать его независимость и запрещать сотрудничество с Францией»{7}. Между тем намерения Франции вызывали у ливанских политических лидеров все большую обеспокоенность. В апреле 1920 года на конференции в Сан-Ремо был окончательно решен вопрос о распределении арабских провинций Османской империи. Ливан и Сирия отошли к Франции, Палестина и Ирак — к Великобритании. Хотя многие представители маронитской общины хотели получить французскую техническую помощь и политическую поддержку, они наивно полагали, что Франция будет действовать из чистого альтруизма, а не из имперского эгоизма. И когда французские военные управленцы принялись навязывать свою волю Административному совету, ливанские политики усомнились в том, что им стоило искать внешней помощи в государственном строительстве.
К июлю 1920 года семь из одиннадцати членов Административного совета радикально поменяли свои политические взгляды и решили договориться с правительством короля Фейсала в Дамаске. Они подготовили меморандум, призывающий Сирию и Ливан объединить силы, чтобы добиться полной независимости обеих стран, а также резолюцию, где урегулировались территориальные и экономические разногласия между двумя сторонами. Кроме того, эти семеро диссидентов призывали сформировать единую сирийско-ливанскую делегацию и еще раз озвучить свои требования перед европейскими державами, продолжавшими совещаться в Париже. Однако об этой инициативе стало известно французам, и все семеро были арестованы по пути в Дамаск.
Арест нескольких самых уважаемых ливанских политиков потряс арабский мир. Бишара аль-Хури (1890–1964), выходец из маронитской семьи, в то время был адвокатом в Бейруте и тесно сотрудничал с французской военной администрацией (впоследствии он станет первым президентом независимой Ливанской Республики). Поздно вечером 10 июля 1920 года аль-Хури получил сообщение от французского верховного комиссара генерала Анри Гуро с просьбой срочно приехать в его резиденцию для обсуждения важного дела. Прибыв, он застал Гуро нервно расхаживающим по кабинету среди его офицеров. Верховный комиссар сообщил аль-Хури, что французы только что арестовали семерых членов ливанского Административного совета.
— Эти предатели заодно с эмиром Фейсалом, они решили присоединить Ливан к Сирии, — объяснил Гуро. — Мы распустили Административный совет.
Аль-Хури был ошеломлен.
— Какие у вас были для этого основания? — спросил он.
Гуро ответил, что при арестованных был обнаружен меморандум с изложением их целей.
— Вы как ливанец одобряете их действия? — спросил француз адвоката.
Поскольку аль-Хури не видел текста меморандума, он осторожно ответил:
— Я одобряю всех, кто стремится к независимости Ливана, хотя я не стал бы искать помощи за пределами страны.
— Мы согласны с вами, — сказал один из французских офицеров.
Гуро сообщил аль-Хури, что семеро членов совета предстанут перед военным трибуналом за свои преступления.
Суд над политиками-диссидентами оттолкнул от Франции многих ее сторонников. Как юрист аль-Хури был потрясен тем, что такое важное судебное разбирательство заняло всего два дня. По его словам, на заседаниях царила «атмосфера террора», а ливанские свидетели перед дачей показаний были вынуждены заявлять о «своей любви к Франции». Суд приговорил обвиняемых к штрафу, запрету на работу в Ливане и высылке на Корсику. Что еще хуже, когда аль-Хури наконец-то получил доступ к меморандуму и прочитал его, то понял, что сочувствует большинству заявленных в нем целей{8}. Эти жесткие репрессивные меры лишили французов значительной части поддержки в Ливане.
Тем не менее Франция продолжала реализовывать свои планы по созданию нового ливанского государства. 31 августа 1920 года было принято решение о расширении территории Ливана до «естественных границ», за которые ратовали ливанские националисты, а на следующий день было объявлено о создании «независимого» государства Великий Ливан под французской опекой. Но чем больше Франция помогала Ливану, тем меньше независимости у него оставалось. Прежний Административный совет был заменен Административной комиссией, возглавляемой французским губернатором, который напрямую подчинялся верховному комиссару Гуро.
Навязав Ливану новую административную структуру, Франция начала формировать его политическую культуру в соответствии со своими представлениями об этой стране. Французы рассматривали Ливан не как единое национальное государство, а как нестабильное объединение разнообразных сообществ и соответственно организовывали его политические институты. Они использовали так называемую конфессиональную систему государственного устройства, согласно которой должности в новой Административной комиссии и места в парламенте распределялись в установленной пропорции между представителями различных ливанских религиозных общин. Учитывая долгую историю покровительства со стороны Франции ливанских католиков, неудивительно, что она была полна решимости сделать Ливан христианским государством.
