Бен посетил одно занятие, и центр ему понравился. Он даже помнил на следующий день несколько деталей, хотя позже он о них забыл. Андреа и Брайан были настроены оптимистично, связав с новой программой реабилитации все свои надежды. Было ли это наилучшим решением? Андреа не знала, да, собственно, и не было никакого способа заранее это узнать. Если до этого весь распорядок жизни Бена был расписан по часам, то теперь у родителей возникло ощущение, что они действуют вслепую. Но Андреа твердо знала одно: в новом учреждении Бен будет все время занят, а регулярные занятия принесут ему только пользу. Может, кто-то сумеет затронуть соревновательный дух Бена и мотивирует его так, как не смогла она.
Андреа любит планировать, и кажется, что продумывание следующих шагов помогает ей держаться на плаву. Она начала собирать документы, чтобы обеспечить Бена помощником, который приходил бы к нему на несколько часов пару раз в неделю. Андреа переживала, что Бен примет помощника за няньку — это бы ему страшно не понравилось, но идея сама по себе была неплохой. Если бы появился человек, который мог бы находиться с Беном дома, Андреа смогла бы отлучаться по делам. Кроме того, возможно, через несколько месяцев Бену надо будет пройти психологическое тестирование — просто чтобы понимать, в какой он точке. Так что много всего происходило, и порой голова шла кругом, но Андреа нужно было все это движение. «Если мы остановимся… нет, нет, я не хочу об этом думать, я не хочу останавливаться, не хочу дойти до точки, где мы перестанем двигаться вперед».
За прошедшие после выписки время Бен проводил с Андреа практически все время. До поражения мозга мать и сын были «керосином и спичкой». Бен мог быть веселым и ласковым парнем, но парнем с характером. Андреа ругалась с ним чаще, чем с кем-либо еще. Это происходило, когда Бен начинал отстаивать противоположные политические взгляды только чтобы позлить родителей или хотел куда-то поехать вопреки их желанию. Теперь находиться с ним рядом было легко и просто. «Больше никакой драмы, никаких постоянных споров и ссор, — сказала Андреа. — Это неплохо». Некоторые друзья и родственники считали, что их долг — заставить Бена говорить, выжимать из него воспоминания о прошлом и получать ответы на вопросы. Но Андреа ставила перед собой другие задачи. Она знала, что все могло быть намного хуже. Когда Бен находился в отделении реабилитации, Андреа видела родителей, ухаживавших за своими взрослыми детьми, не способными самостоятельно ни ходить, ни говорить, ни есть, и без всякой надежды на восстановление этих умений. Бен был дома, и с ним было легко, пребывание с ним было исполнено доброты и нежности.
Но она скучала по своему прежнему сыну, по тому харизматичному молодому человеку с глубоким умом, чувствительному и любознательному, по сыну, который каждый день читал в интернете политические новости, который мог привести ее в ярость, но мог и рассмешить до слез. Как это странно — скучать по человеку, который сидит рядом с тобой, и даже чуть-чуть оплакивать его. «Мне бы очень хотелось поговорить с ним так, как мы разговаривали прежде, — сказала Андреа. — Иногда я смотрю на него и думаю, что будет дальше? Сдвинется ли дело с мертвой точки? Будут ли наши разговоры и отношения такими, как раньше, а не как сейчас: "Хочешь пить?"»
Время даст ответы на все эти вопросы, может быть через год-два, а может, и позже. Пройдет еще пять лет, брат и сестра Бена, скорее всего, уже покинут родительский дом и заживут своей жизнью, а Бену будет уже около 30. Может быть, к тому времени у него появится своя квартира и постоянная работа, а может, ему придется жить в специализированном учреждении. Но может случиться и так, что он будет по-прежнему жить дома, с мамой, в своей комнате на втором этаже.
У Бена остановилось сердце, и он бы умер, если бы не современная медицина, которое заставила его сердце снова забиться. Врачи остудили его тело на несколько градусов, а потом снова согрели, и вот теперь он дома, сидит за кухонным столом в футболке, шортах и кроссовках. При всей неопределенности будущего, сейчас стоит теплый летний день, а Бен сидит на кухне и собирается делать сэндвич. Андреа достала из холодильника ингредиенты. Она предложила Бену холодную индейку, прошутто, сыр, салат, горчицу и, на выбор, булочку или разрезанный батон. Бен, страстный любитель сэндвичей, молча выбирает булочку, делит ее пополам, медленно укладывает на хлеб ломтики индейки, сверху добавляет сыр, а поверх выдавливает из тюбика горчицу. Собаки, роняя слюни, садятся у его ног, надеясь, что им перепадет кусочек мяса. На кухне стоит тишина.
Однажды днем, приблизительно через месяц после того, как я побывала в гостях у Бена Клэнси и его матери, я решила посмотреть, как Бен занимается в амбулаторном реабилитационном центре, расположенном неподалеку от его дома. Бен совсем недолго посещал этот центр, и там не было ни одного пациента его возраста, но Андреа считала, что сделала правильный выбор. Глядя, как Бен отрабатывал равновесие в спортзале под присмотром инструктора по лечебной физкультуре, я была поражена его успехами в сравнении с тем, что я видела, когда впервые с ним познакомилась. Я не преминула сказать об этом Андреа, и она была очень довольна. Она знала, что Бен делает успехи, но она была с ним каждый день, и его прогресс не был для нее столь очевиден. Бен тоже улыбался, но, надо признать, он по-прежнему вел себя тихо и пассивно.
Бен испытывал трудности с памятью, и его врачи снабдил его блокнотом, чтобы он записывал туда все свои действия и свою еду каждый день. В тот день, когда я наблюдала Бена в реабилитационном центре, специалист по трудотерапии отвела его на кухню. Бена мало интересовала еда, аппетит у него был понижен, и он заметно похудел за истекший месяц. В тот раз Бену предстояло поджарить на гриле сэндвич с сыром. Он стоял у печи и ждал подсказок врача. Видя, как он тщательно следует инструкциям, я подумала о том живом, бойком Бене, которого я никогда не знала, о Бене, который мог сделать сэндвич из ничего в любое время дня и ночи. Бен зазевался и оставил одну половину сэндвича слишком надолго на решетке. Кухня наполнилась приятным запахом подгоревшего хлеба. Инструктор посоветовал ему отделить почерневший кусочек хлеба от расплавленного сыра, чем спас добрую половину сэндвича. Бен положил бутерброд на тарелку и сел за стол. Мы все как зачарованные смотрели, как он принялся есть.
6
Там,
где кончается мост
Когда мы встретились, я заметила шрамы. Я заметила их не сразу, завороженная энергией этой приятной женщины приблизительно моего возраста. Ее муж, приветливый офицер полиции, здороваясь, крепко пожал мне руку. Уже потом, когда мы сели и начали беседовать, я заметила следы заживших ран на шее, в том месте, где когда-то были вставлены трахеостомическая трубка и катетер, по которому кровь из внутренней яремной вены текла в аппарат, стоявший возле больничной койки.
Других шрамов я не видела до тех пор, пока Синди Скрибнер не подняла рубашку, показав в разгар беседы свой живот. Там были рубцы от разрезов, сделанных хирургами, которые останавливали внутреннее кровотечение. Бледный шрам имел зубчатую форму, как будто живот вскрывали в одном и том же месте несколько раз. На грудной клетке и верхней части живота были другие отметины — свидетельства вмешательств по поводу другого кровотечения и коллапса легкого. Тонкий шрам проходил под молочными железами — след операции, в ходе которой легкие Синди заменили легкими женщины, которая была моложе ее, но умерла.
