В тот момент ясно было только одно: врачам надо что-то предпринять. Палату ОИТ превратили в импровизированную операционную. Пришли операционные сестры со стерильными наборами инструментов, шовным и перевязочным материалом. Прикатили бестеневую лампу. В палате было мало места для операционной бригады, и на первый взгляд там царил хаос. Но, как только доктор Кемп обработал кожу на шее и в паху и сделал первый разрез, время словно замедлило свой бег. Кемп перестал обращать внимание на окружающее и сосредоточился на своих действиях. Он не знал, доживет ли Синди до пересадки легких, но был твердо уверен, что если все пойдет так, как надо, то ЭКМО позволит Синди выиграть то, чего без этой операции у нее не будет, — время на ожидание донорских легких.
Через несколько дней Синди очнулась и поняла, что кошмар снова поменял свое обличье. Она боялась пошевелить головой, так как опасалась сместить катетер, установленный в шее, и спровоцировать кровотечение. Она не хотела двигаться вовсе, но вскоре ей объяснили, что если она не встанет и не начнет ходить, если она поддастся парализующему влиянию паники, то ее могут вычеркнуть из списка кандидатов на трансплантацию.
Проблемой было даже пошевелить головой; не представляю, каких усилий потребовал от Синди подъем. Однако, невзирая на усталость и боль, она сумела встать и начать переставлять ноги. Ее поддерживали медсестры и инструктор по лечебной физкультуре, чтобы она не упала, не получила серьезную травму и не сломала аппарат ЭКМО, который поддерживал в ней жизнь. Она ослабла, ей было страшно, тяжело и больно. Через несколько дней, когда Синди решила, что все это уже слишком, доктор Кемп пришел к ней в палату и сказал, что у Синди есть выбор: «Либо ты сама встаешь на ноги, либо я просто заставлю тебя это сделать». Речь шла не об обычных прогулках. Доктор Кемп понимал, как высоки ставки. Дни будут сменять друг друга, и если Синди не встанет с постели и станет слишком слабой для трансплантации или получит какие-нибудь осложнения, то ее придется исключить из списка, и тогда для нее все будет кончено. Поэтому будет ли Синди ходить по собственной воле или по чужой, но она будет. И Синди начала вставать и шагать, просто из духа противоречия. Эта ежедневная ходьба стала ценой, которую она платила за призрачную надежду на освобождение.
У Синди даже выработался определенный распорядок. Утром, если она хорошо себя чувствовала, то подкрашивала ресницы и накладывала тени на веки, слушая новости по радио. Медсестры мыли ей голову. Дерек проводил все дни с женой, так как его товарищи по работе отдали ему свои больничные дни, и он мог не ходить на службу. Иногда, если Синди чувствовал себя достаточно хорошо, он бегал в кофейню «Данкин Донатс» напротив и приносил Синди кофе со льдом. В течение дня к ней заглядывали другие родственники. Младшая дочь поначалу сильно пугалась и отказывалась слезать с колен сестры Синди, боясь подходить к матери. Во второй половине дня кто-нибудь из родственников или друзей привозил старших детей. Они делали в палате уроки и смотрели телевизор. Иногда Дерек надувал одноразовые перчатки, превращая их в мячики, которые дети гоняли по палате. В палате не переводилась вкусная еда — то замороженный йогурт, то консервированные оливки. Когда все уходили и Дерек с Синди оставались вдвоем, они смотрели кино, стараясь сосредоточиться на происходящем на экране. Потом Дерек садился на стул у больничной койки и ждал, когда Синди уснет. После этого он тихо, чтобы не разбудить жену, выскальзывал из палаты, отправлялся в ближайший бар и выпивал пару кружек пива, чтобы успокоить нервы.
Когда недели, проведенные Синди в ОИТ, превратились в месяцы, граница, обычно отделяющая больных от врачей, начала стираться. Иногда это было невинное баловство. Например, однажды вечером один из врачей сходил в Walmart и купил там огромный водяной пистолет, которым Синди удивила доктора Кемпа во время утреннего обхода. Один раз девушка-резидент расплакалась, увидев, как младшая дочка Синди прыгает на госпитальной каталке. Девочка была так увлечена, что перестала замечать трубки, торчавшие из тела ее мамы. Анестезиолог из команды, отвечавшей за ЭКМО, снял для Дерека номер в бостонской гостинице, чтобы тот хоть раз с комфортом выспался, а не ютился на неудобной кушетке в ОИТ.
Но врачи не могли дать Синди то, в чем она нуждалась больше всего, — они пока не могли дать ей новые легкие. Через несколько недель после начала ЭКМО у Синди началось кровотечение. Сначала оно случилось в животе. Хирургам потребовалось много времени, чтобы его остановить, а потом, так как больная получала антикоагулянты (разжижающие кровь вещества) для успешного проведения ЭКМО, началось кровотечение в груди. Пришлось вскрывать грудную клетку, дренировать плевральную полость и искать источник кровотечения. Вернувшись в ОИТ, Синди очнулась с тяжелой головой и болью во всем теле, опухшем от перелитой в операционной жидкости. Каждый раз она была полна решимости встать с постели и начать ходить как можно скорее. Но проходило несколько дней, и кровотечение возобновлялось в каком-то другом месте.
Синди и Дерек не говорили о том, что, возможно, они так и не дождутся трансплантации, но осложнения становились чаще, и супруги поневоле думали о самом худшем. Когда Синди засыпала, Дерек лежал без сна в комнате для родственников. Он дал себе обещание, что если Синди сделают пересадку легких, то он станет идеальным мужем, не будет раздражаться и станет терпелив. Когда в комнату заходили врач или сестра, у Дерека буквально останавливалось сердце, он замирал и ждал, боясь, что что-то случилось с его женой. Только когда врач выходил, под звук удаляющихся шагов Дерек облегченно вздыхал и на время успокаивался.
Ко всем, кто навещал ее, Синди обращалась с просьбой подтвердить, что она справится. Она не хотела говорить о своем страхе или затевать разговор о том, что, возможно, она и не дождется новых легких. Она просто хотела, чтобы кто-нибудь сказал ей, что все будет хорошо. Поэтому врачи, медсестры и родные, которые слышали ее вопрос, непременно обнадеживали ее и говорили, что все будет в порядке. «Синди, ты это сделаешь, ты справишься». Она удовлетворенно кивала, пытаясь заставить себя поверить этим словам, и на секунду ей и правда становилось легче. Но оставшись наедине со своими мыслями, Синди не могла избавиться от страха, что легких не будет и она никогда больше не увидит своих детей дома, а не в больничной палате.
Дерек ясно видел, что несмотря на решительный настрой Синди, несмотря на то, что она каждое утро красилась и настаивала на приходе детей, она необратимо слабела. Он знал, что кровотечения по-прежнему угрожали его жене, и каждый раз, когда ее забирали в операционную, она возвращалась оттуда с новыми дренажами и трубками. Он никогда не говорил о своих страхах Синди, но начал понимать, что дело идет к трагической развязке, и против своей воли задумывался о том, что может потерять жену. Он решил, что продаст дом, который они купили вместе с Синди, и переедет ближе к работе, чтобы видеть детей в течение дня. Но, когда он начинал думать об этом, в горле вставал ком, а в груди он чувствовал такое стеснение, что казалось, сейчас его хватит инфаркт.
Даже доктор Кемп, сохранявший до сих пор несокрушимый оптимизм, задумался о том, не дошла ли Синди до края моста и не пора ли отказаться от курса, взятого так много недель назад. Он мог до бесконечности привозить больную в операционную, устранять очередной источник кровотечения и, скрестив пальцы, надеяться, что кровотечений больше не будет, но надежды эти становились все более призрачными, и хирург начал сомневаться, что такая тактика отвечает интересам больной. Он говорил: «Ты видишь боль, которую причиняешь человеку, и встаешь перед этой ужасной дилеммой: что, если причиняешь боль уже не ради человека, а человеку. Мне стало казаться, что мы перешли эту черту».
