Я задумалась. Что врачебная этика говорит о подобных ситуациях? Я невольно прислушивалась к ритмичным звукам работающего аппарата ИВЛ, которые не заглушила оживленная беседа. Размышляя о жизнеобеспечении, о заданном тем утром вопросе и о многих других вопросах, которые так и не были заданы, я, поблагодарив, взяла предложенную мне тарелку.
Я опустила маску, чтобы попробовать кусочек. Впервые я свободно дышала в этой палате. Еда была теплая, с острой приправой. Я стояла у стены с маской на шее, удивляясь домашней обстановке. Покончив со своей порцией, я поторопилась уйти, чтобы не мешать их вечеру.
Вернувшись через несколько недель в трансплантационную клинику, как-то я шла по коридору на осмотр первого за день пациента, когда передо мной вдруг остановилась молодая женщина в инвалидной коляске. У нее были коротко стриженные волосы, в ушах серьги-кольца, а одета она была в шелковую блузку и классические брюки. Сначала я не поняла, кто это, но стоило ей заговорить, как я узнала ее по голосу. Это была та самая женщина, которую я принимала здесь несколько месяцев назад. Она ожидала очереди на пересадку легких. Теперь в разговоре с ней я старалась понять, каково ей жить в ожидании трансплантации. Она рассказала, что иногда смотрела телевизор, а порой пыталась читать, но не могла сосредоточиться. Ее мать почти все время находилась рядом, оставляя одну в палате, только чтобы купить в больничном киоске открытку или какую-нибудь безделушку, чтобы развлечь дочь. Поначалу больная не возражала против моих визитов, и я почти каждый день заходила посидеть с ней, надеясь, что она расскажет больше о своем опыте. Но недели шли, донора не было, и пациентка становилась все более отчужденной. Я подумала, что мои посещения, возможно, тяготят ее, и стала заглядывать к ней намного реже. Однажды утром — сюрприз! — в палату вошли хирурги с новостями. Получены донорские легкие.
Я слышала, что трансплантация прошла успешно, но, хотя время от времени вспоминала об этой пациентке, с тех пор ни разу ее не видела. Спустя еще несколько месяцев, во время ночного дежурства в ОИТ, я обнаружила ее имя в списке пациентов. Она получила новые легкие и прошла курс реабилитации, но потом, подхватив инфекцию, попала в реанимацию, где ее перевели на искусственную вентиляцию легких. Я подошла к ней. Женщина была без сознания, а чтобы она не сопротивлялась респиратору, ей ввели миорелаксанты, расслабляющие дыхательную мускулатуру. Она лежала на кровати, опухшая и неподвижная. Я сразу подумала о долгих месяцах ожидания, вспомнила ее усталую мать, как она сидела в углу палаты и с грустной улыбкой приветствовала приходящих врачей и медсестер. В течение ночи я регулировала параметры ИВЛ и следила за дозировкой вводимых внутривенно лекарств, поддерживавших артериальное давление. Уходя утром из больницы, я не надеялась вновь увидеть эту женщину.
Но мы встретились — вот она собственной персоной, сидит в коридоре клиники рядом с матерью. Пациентка была в маске — для профилактики возможной инфекции, которая могла убить ее из-за подавленного иммунитета, но мне показалось, что под маской я уловила мимолетную улыбку. Я улыбнулась в ответ.
— Как ваши дела? — спросила я.
— У меня выпали все волосы, — ответила она, застенчиво указывая на остриженную голову. А я-то решила, что она подстриглась так намеренно, следуя моде. — Должно быть, действие какого-то из лекарств. Сейчас они снова растут.
После выписки из ОИТ она еще несколько раз попадала в больницу и до сих пор была очень слаба и не могла самостоятельно ходить. Ее мучила почти постоянная тошнота, и, приезжая в больницу даже для планового осмотра, она впадала в панику. Но все-таки теперь она жила дома. Возможно, со временем ее самочувствие улучшится, госпитализации станут реже, а пребывание дома дольше. Или все останется как есть. Есть и другая возможность: я могу снова обнаружить ее в реанимации. Может произойти отторжение трансплантата или развиться тяжелая диссеминированная[16] инфекция, с которой больной не удастся справиться. Вполне вероятно, что полное выздоровление не наступит никогда и она до самой смерти будет пребывать в этом чистилище.
Мне о многом хотелось ее расспросить. Что значит месяцами жить в больнице в ожидании трансплантации, зная, что можешь и не дождаться? Каково это — вернуться к жизни после стольких испытаний, давшихся такой дорогой ценой? Но в тот момент она жила дома, непосредственная опасность, пусть даже ненадолго, была устранена, и эта женщина просто хотела поздороваться со мной и рассказать, какое несчастье приключилось с ее волосами.
— Мне очень нравится ваша прическа, — искренне сказала я. Мне хотелось задержаться и поговорить с ней, но меня ждали другие пациенты, и надо было спешить. — Знаете, я очень рада вас видеть.
Я собрала стопку медицинских записей и рентгеновских снимков больных, которых мне предстояло осматривать и консультировать сегодня. Впереди много дел. Уходя, я оглянулась как раз в тот момент, когда мать вывозила пациентку из клиники на улицу, где светило яркое летнее солнце.
Послесловие
Эта книга не о смерти, хотя, конечно, смерть присутствует на этих страницах — неизбежная реальность, которая всегда прячется за кулисами каждого диагноза, каждого врачебного решения. Даже если больному имплантируют ИЖС, его все равно ждет смерть. Несмотря на респираторы и ИВЛ, несмотря на экстракорпоральную мембранную оксигенацию, профилактику инфекций при муковисцидозе, трансплантацию органов и дефибрилляцию, конечный исход всегда один.
Но эта книга все-таки о жизни. Эта книга о том, как люди живут в тени немыслимых ранее достижений медицины… и благодаря им. В каком-то смысле это книга надежды, хотя я начинала писать ее совершенно с другой целью. Приступая к работе, я хотела найти людей, которые прожили дополнительные дни или даже годы благодаря врачебному вмешательству, и мне хотелось лучше понять, как именно они живут. Я полагала, что встречу людей, чувствующих себя несчастными в этом современном чистилище, тех, чью жизнь продлили вопреки их воле, кто, может статься, предпочел бы своим страданиям смерть. Но я обнаружила не только и не столько это. Сообщения в «Фейсбуке», подготовка к запрещенной врачами рыбалке, тщательное изготовление сэндвича показали мне, что люди движутся вперед, даже если число отпущенных им дней уменьшилось, продолжают жить, находя смысл в такой жизни, о какой они до этого и не помышляли.
Заглядывая в будущее, можно предположить, что каждый из нас однажды может столкнуться с новыми медицинскими устройствами и методами продления жизни, и невозможно предсказать, какую цену придется заплатить, какие наступят последствия. Когда настает время делать выбор, едва ли это будет простое и очевидное решение. Я могу лишь надеяться, что рассказанные в этой книге истории и изложенные далее дополнения, быть может, помогут нам прокладывать путь в этой новой реальности с открытыми глазами, а не вслепую.
Теперь несколько заключительных слов о Чарли Аткинсоне, проживающем в Кембридже, штат Массачусетс. Он отметил свое 80-летие грандиозным вечером в клубе Гарвардского университета, который он когда-то окончил. Это было роскошное мероприятие, тщательно организованное Джанет, на которое я никогда бы не попала, если бы не зашла в палату Чарли в тот памятный день в учреждении длительной интенсивной терапии. Вино лилось рекой, к нему подавали крекеры и сыр, и вскоре гостей пригласили подняться в банкетный зал. Я увидела там несколько знакомых лиц из отделения реабилитации, включая инструктора по лечебной физкультуре, которая снова и снова заставляла Чарли двигаться, несмотря на боль. Однако большая часть гостей не имела никакого отношения к болезни Чарли. Он, в смокинге, белом галстуке и цилиндре, несомненно, был героем этого вечера. Голос его, некогда приглушенный трахеостомой, гремел в зале, когда он, опираясь на ходунки, шел в толпе, приветствуя своих гостей. Несмотря на то, что ему до сих пор приходится пользоваться постоянным мочевым катетером, несмотря на невралгические боли и слабость, Чарли жив и с каждым днем чувствует себя лучше. Ему 80 лет, но он по-прежнему строит планы на будущее. Он основал новую компанию, целью которой является создание «Искусственного интеллекта Аткинсона». Он находит деньги, нанимает сотрудников, создает сайт и собирается писать книгу, и все это не мешает ему планировать предстоящую шестидесятую встречу выпускников Гарварда 1958 года. У него поистине амбициозные планы, такие планы обычно строят молодые люди, но это нисколько не смущает Чарли Аткинсона.
