– Боюсь, что нет, – ответил священник.
Белль догадывалась, что услышит именно такой ответ, и все равно расстроилась.
– Но ты можешь перечитать что-то из старого, бери любую книгу, какую пожелаешь, – мягко проговорил падре Робер.
Белль кивнула, подошла к полкам и провела кончиками пальцев по знакомым томам, большую часть из которых уже прочитала по два раза, однако почла за лучшее воздержаться от жалоб. Выбрав одну книгу, девушка снова улыбнулась пожилому священнику и сказала мягко:
– Спасибо. Благодаря вашей библиотеке наш скромный уголок на задворках мира не кажется таким маленьким.
Сжимая в руках книгу, Белль покинула ризницу и снова зашагала по главной деревенской улице. Не удержавшись, она открыла первую страницу и уткнулась в книгу, позабыв обо всем на свете. Ловко увернулась от торговца сыром, несшего лоток с товаром, и обогнула двух цветочниц, нагруженных огромными букетами, ни на секунду не отрываясь от чтения.
Конечно, отсутствие в «библиотеке» новинок огорчило Белль, но эта книга была ее любимой. В ней имелись все составляющие хорошей истории: далекие края, прекрасный принц, сильная героиня, которая находит свою любовь… но, разумеется, не сразу.
БУМ! БУМ!
Резкий звук заставил Белль вздрогнуть и оторваться от книги. Подняв глаза, она увидела, что шумела Агата. Если горожане считали Белль странной, то к этой старушке относились как к изгою. У бедняжки не было дома, и она день-деньской просила подаяние или хотя бы еду. При виде грязных щек старой женщины и лохмотьев, заменявших ей одежду, Белль всякий раз испытывала острую жалость. Богатое воображение девушки рисовало другую жизнь, которой могла бы жить Агата. Например, старушка могла бы оказаться феей-крестной, которую заточил в этой деревушке злой колдун, и теперь она не может выбраться – в точности как сама Белль. Девушка знала, что это немного глупо, и все же каждый раз, встретив Агату, старалась чем-то с ней поделиться.
– Доброе утро, Агата, – сказала Белль с улыбкой. – У меня нет денег, но… – Она запустила руку в сумку и, вытащив багет, купленный специально для старушки, протянула ей.
Агата благодарно улыбнулась, потом хитро прищурилась:
– А варенья у тебя нет?
Белль предполагала, что старушка так и скажет: она уже протягивала Агате банку варенья.
– Благослови тебя Бог, – проговорила старушка и откусила изрядный кусок багета, тут же позабыв о девушке.
Белль улыбнулась. Странное дело, она чувствовала некую общность с бедной старой женщиной. Агата всего лишь просила еду и хотела, чтобы ее оставили в покое, а Белль хотелось иметь много книг, хотелось одиночества – так сильно, что порой она с огромным трудом переносила всеобщее пристальное внимание. Вообще-то она его ненавидела.
Глава II
Гастон любил всеобщее внимание к своей персоне. По правде говоря, он жил ради него. С самого детства он постоянно находился в центре внимания. Раньше прочих малышей его возраста начал ходить, первым заговорил, с каждым годом становился выше и красивее своих одногодок. Темноволосый, с ярко-голубыми глазами и широкими плечами, он действительно был весьма недурен собой. Девушки его обожали, парни им восхищались. А что же Гастон? Он впитывал это внимание, купался в нем.
Однако, живя в маленькой деревушке, много внимания не получишь, и это безумно раздражало Гастона. Потом, к его огромной радости, Франция вступила в войну. Гастон рвался на войну не ради возможности защищать свою страну, но для того, чтобы надеть красивую форму и покорять сердца дам: женщинам, как известно, нравятся военные.
И он с удовольствием очаровывал дам, став всеми признанным героем, а произошло это двенадцать лет назад.
Гастон и по сей день носил форму.
Он до сих пор считал себя самым красивым и мужественным человеком во всей деревне.
Сейчас он сидел на рослом черном жеребце и обозревал свой городок. Массивную грудь его закрывала блестящая позолоченная кираса, на руках бугрились внушительные мускулы. Он натянул поводья, заставляя своего скакуна нервно танцевать на месте. К седлу крепился его верный мушкет и добытые в лесу трофеи – этим утром Гастону, как всегда, повезло на охоте.
– Ты ни разу не промахнулся, Гастон, – сказал его спутник.
Если Гастон чем-то походил на льва – а многие так его и называли, – то его приятеля можно было сравнить с домашним котом. Эти двое отличались друг от друга, как небо и земля.
Гастон – высокий и мускулистый, а Лефу – низенький и рыхлый. Гастон двигался с грацией хищного зверя и говорил как по писаному, а Лефу то и дело спотыкался, запинался и заикался. Гастона все знали и обожали, а Лефу едва замечали. И все же Гастон в каком-то смысле был привязан к неуклюжему коротышке – в основном потому, что обрел в его лице своего самого верного обожателя.
– Ты величайший охотник в деревне, – продолжал Лефу. Гастон бросил на него сердитый взгляд, и коротышка поправился: – Я хотел сказать… во всем мире.
Гастон выпятил и без того необъятную грудь и вскинул голову, словно позируя для невидимого художника.
– Спасибо, Лефу, – уронил он. Потом посмотрел на добычу Лефу – пригоршню каких-то овощей – и вздернул бровь. – Ты и сам неплохо справился, – неискренне добавил он.
– Однажды я научусь стрелять так же хорошо, как и ты, – заявил Лефу, чем явно позабавил охотника. – И говорить, как ты. А еще быть таким же высоким и красивым, как ты.
– Вперед, старина, – сказал Гастон, делая вид, что совершенно равнодушен к комплиментам. – Отражение славы – это почти так же хорошо, как сама слава.
Лефу озадаченно склонил голову набок и уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но увидел, что Гастон выпрямился в седле. Глаза темноволосого мужчины сощурились, как у волка, завидевшего добычу. Проследив за взглядом Гастона, Лефу увидел, что именно привлекло внимание приятеля. Внизу шагала через деревенскую площадь Белль. Ярко-голубое платье девушки красиво оттеняло ее густые каштановые волосы. Даже издалека Лефу видел, что на ее щеках играет милый румянец.
– Посмотри на нее, Лефу, – продолжал Гастон. – Вот моя будущая жена. Белль самая красивая девушка в деревне, а значит, она лучшая.
– Но она же такая начитанная, а ты… – Лефу кашлянул. Он чуть не совершил такое, чего никогда себе не позволял и тем гордился: он никогда не оскорблял Гастона.
Прежде чем Гастон успел заметить замешательство приятеля, тот поспешно исправился:
– Ты же такой рубаха-парень.
Гастон кивнул.
– Знаю, – согласился он. – Склонность Белль к спорам сравнима только с ее красотой.
– Вот именно! – воскликнул Лефу, наконец-то уловивший в словах охотника здравый смысл. – Кому она нужна? У нас же есть мы! Дуэт! – Он произнес это прозвище почти с надеждой.
Когда они только вернулись домой с войны – разумеется, Лефу увязался за своим кумиром на фронт, – коротышка безуспешно пытался заставить деревенских называть их с Гастоном «Дуэт», правда, не преуспел в этом. Чаще всего о них говорили: «Гастон и тот, другой». А еще чаще вообще забывали о Лефу, упоминая лишь Гастона.
