– Вот вы где, значит… – проговорила Хамуса, глянула на спящую Травку и тут же велела: – девочку эту береги пуще зеницы ока. Возможно, жрицы Набары разрешат ее ввести в свой храм, ведь ты связана с ней заклятием. Так должно быть. Поэтому смотри за ней, – Хамуса подняла указательный палец и ткнула им в лоб Нок, – смотри как следует. Чтобы не погибла, не пропала. А там духи знают… Вот значит что… да… Зачем я пришла? Передать тебе кое-что. Амулет. Для тебя сплела вчера. Маме Мабусе я сказала, что ты забыла у меня охранный браслет, что вроде упал он с твоей руки. А о предсказании ты никому не говори, не следует. Кости не любят, когда всем рассказывают об их предсказаниях. Так что не болтай языком, девочка, и будет добро в твоей жизни. Вот увидишь. На, бери, что я тебе принесла.
И Хамуса сунула в руки Нок сплетенную из сухой соломы куклу. Небольшую, размером с ладонь. У нее были круглая голова, повязанная куском яркой ткани, и растопыренные руки.
– В этой кукле не простые травы. Была у меня одна трава сушеная, Доимху Тор называется. Когда она в своей силе и растет в правильном месте, она, эта трава, многое может. А тут, в амулете сухие стебли, они уже не такие страшные. Но говорить еще могут, да. Когда надо, они могут заговорить. Тебе эта кукла пригодится, девочка. Как нужен будет тебе совет, так произнеси заклятие, которому учил тебя Дим-Хаар и которое ты произносишь вот над ней, – Хамуса кивнула на Травку, – произнеси заклятие в пустую ночь, и амулет даст ответ. Увидишь сама. А я пойду, что-то нехорошо мне… Жарко и давит, давит к земле воздух. Ночью пойдет дождь, вот увидишь сама… дождь ночью – это хорошо, очень хорошо…
Хамуса повернулась и вышла из хижины. В руках Нок осталась соломенная кукла с безглазым лицом.
Пустой ночью произнести заклинание… Ничего сложного и страшного. Хамуса называла ночь «пустой», когда не было ни одного полнолуния. Старое название, но Хамуса часто пользовалась старыми названиями.
Присев на матрас, Нок почувствовала, как чуть качнулась кровать. Едва заметно дернула пыльной ногой спящая Травка. На ее осунувшемся личике застыла горестная маска, кончики рта опустились, и медное колечко в правой ноздре казалось тусклым. Ее бы сводить на Песчаную косу и выкупать хорошенько. Но это сложно, очень сложно. Ходить Травка не любит, всего боится, и на улице на нее нападает столбняк. Она застывает на месте и закрывает лицо локтем, так, чтобы самой ничего не видеть. И ведь не добьешься от нее ни слова. Ничего не скажет, как будто языка у нее нет.
Нок вздохнула и привычно дотронулась до браслетов – по очереди на каждом запястье. И вздрогнула… На правой руке не хватало одного браслета. Кожаной веревочки с нанизанными на нее крупными черными деревянными бусинами. Три бусины на черной веревочке – где они?
Браслет от сглаза пропал!
Нок вскочила с кровати, опустилась на колени и принялась шарить по полу. Может, он завалился куда, пока она спала?
Где-то в углу хижины пискнула мышь, видимо, испуганная возней Нок. Мыши – это хорошо, это добрый знак. Они – священные животные, и там, где есть мыши, ничего злого не должно быть. А зло – это потерять браслет от сглаза. Это очень большое зло. Как же она теперь будет без браслета? Как на улице покажется?
А мама Мабуса, если узнает, еще и нащелкает по голове. Нечего, мол, рот раскрывать и зевать по сторонам. Если бы она, Нок, была внимательнее, то ничего бы не случилось. И так далее…
Видать, начинают сбываться плохие предсказания. Просто на глазах. Плохой знак – потерять браслет от сглаза. Очень плохой знак. Сегодня просто день плохих знаков.
Взгляд Нок упал на соломенную куклу, брошенную на матрас. Спросить у нее, что ли?
Нок протянула руку, дотронулась до амулета и почувствовала, как непонятная тоска вспыхнула в душе, точно огонь на треноге Хамусы. Неживая кукла казалась немой свидетельницей ее глупости. Глупости и неудачливости.
Вздохнув, Нок поднялась. Сунула в мешочек с вещами, что лежал в изголовье, подарок ведуньи и вышла из хижины. Надо пойти и помочь маме Мабусе. Иначе снова можно получить по лбу.
#9. Нок
В этот вечер в зале Корабельного двора говорили о надхегах и об охотнике на них.
Совет старейшин собрал деньги со всех жителей города, и даже чернобородый Нитман внес свою лепту, о чем теперь громко хвастал на весь зал. Этими деньгами расплатились с охотником, который поутру принес старейшинам три драконьих головы и заверил, что надхеги больше не побеспокоят плантации в окрестностях Линна.
– Мы думали, что там два дракона. По крайней мере, на южном склоне Змеиной горки видели двоих. И рассказывали о двоих. Повадились твари прилетать каждые четыре дня и хватать рабов, что трудились в этих местах. Там же рисовые поля Имуга, и его люди на полях. Надхеги, видимо, решили, что там самое место для охоты. Даже гнездо себе обустроили. Самец и самка. Точнее, мы думали, что самец и самка, – Нитман шумно отхлебнул из кружки и обвел глазами собравшихся около его стола людей.
Он был страшно горд тем, что знает все городские новости, и моряки, только ступившие на берег, теперь слушают его и поглаживают бороды, удивляясь рассказам о драконах.
Нок и самой было страшно любопытно послушать про надхегов. Дракон, который может слопать человека в один присест, – это вам не брехливая собака и не бодливая коза старика Думана, что живет у самого подхода к морю со стороны Корабельного двора. Потому она проворно двигалась между столами, разнося кружки с пивом и забирая пустые миски из-под рыбы, соусов и риса, а сама старалась ни слова не пропустить из рассказа Нитмана.
– Ну, и что дальше? – заторопили его люди.
– А на деле там оказались две самки и два гнезда, значит. А самец у них один был. Это как в курятнике – один петух на несколько куриц. Так и тут. Принес охотник Ог три головы и показал, где самец, а где самка. Самки, они без боковых рогов на морде. Только гребень на спине и крылья не такие большие. А самец и с рогами, и с гребнем. Я эти рога вот так близко видел, как вас всех сейчас. И руками трогал. Три головы, дери меня зменграхи! Три драконьих головы принес охотник Ог, а сам целехонький. И как он их убил, не рассказывал. А я вам скажу – колдовством!
Нитман еще раз отхлебнул пива и задрал вверх бороду, точно озвучил очень-очень умную мысль, до которой никто сам не мог додуматься.
– Так как же он колдует? Кто-нибудь видел его амулеты? – послышалось из зала.
– В том-то все и дело, Гуссовых осьминогов потроха! – воскликнул Нитман. – Я сам смотрел на этого охотника, вот как на вас сейчас смотрю, сожри мой язык ерши Гусса! Да, на руках у него были браслеты, пара браслетов. Так, кожаные ремешки с бусинами, вон, как у нашей Нок от сглаза. Черные, красные и белые бусины. И все! Ни амулетов на шее, ни костяшек каких-то на поясе. Шляпа, рубаха и кафтан. А сам страшный, как Гуссовы утопленники. Черный, глазастый, глянет – и душа в пятки уходит. И денег он попросил, скажу я вам…
Нитман откинулся на спинку стула и весело отрыгнул. Народ еще ближе навалился на столик, за которым сидел рассказчик.
