Все глаза были устремлены на инфанту, и никто из присутствующих не догадывался, что в толпе народа стоял сам принц, наследник испанской короны.
– Да здравствует инфанта! – кричала толпа.
И если он кричал не громче всех, то никто не вкладывал в эти слова большего восторга, чем ее будущий супруг.
Он стоял рядом с ней, в изысканном наряде и с немного раскрасневшимся лицом; герцог и герцогиня Альба держались чуть поодаль, а архиепископ Толедский справлял брачную церемонию.
В Саламанке царило праздничное оживление. Улицы уже сейчас были запружены народом, а ведь торжествам предстояло продлиться еще несколько дней. Самые знатные люди Испании съезжались сюда, чтобы принять участие в свадьбе и в последующих пиршествах и турнирах. Студентов из университета в честь праздника кормили бесплатно – Филипп понимал, чем можно угодить подданным; для горожан устраивались бои быков, на которые пригласили лучших матадоров из всех уголков Испании.
Стоя перед архиепископом, Филипп чувствовал на себе те взгляды, которые невеста украдкой бросала на него. Ее рука дрожала в его руке. Час назад она впервые увидела его, потому что этикет не позволял им встречаться вплоть до дня свадьбы.
Как он хотел приободрить ее! Бедная маленькая Мария Мануэла! Она была на несколько месяцев моложе его, а ему исполнилось всего только шестнадцать лет. Нежно держа ее за руку, он чувствовал, каким еще ребенком она была. Таким, каким ему никогда не позволяли быть.
Ему сказали, что во дворце герцога Альбы она горько плакала, звала свою мать, вспоминала свой дом, оставшийся в Португалии. Она признавалась, что боится своего кузена Филиппа, ведь ей доводилось слышать, что он никогда не смеется – а в ее Лиссабонском дворце обычно не умолкали веселый смех и шутки.
«Но, – добавил говоривший, – нам все-таки удалось рассмешить инфанту. Видели бы вы, как она веселилась, когда ее развлекали карлики герцога! Обезьянки герцога ее тоже позабавили. Она так громко смеялась над их ужимками, что, казалось, совсем забыла о свадьбе с Вашим Высочеством».
Филипп тогда хотел сказать, что впредь она и без карликов и обезьянок всегда будет в хорошем настроении. Скоро он докажет своей невесте, что рядом с ним ей нечего бояться.
Он хотел крепче сжать ее руку, но не смел показаться невоспитанным. Шла торжественная церемония, а он привык уважать этикет и традиции. И еще боялся сделать что-нибудь непредусмотренное дворцовыми правилами – вдруг она повернется к нему и спросит, что означает то или иное его действие? Это повергло бы его в замешательство, он покраснел бы в присутствии герцога и герцогини.
Церемония была долгой. Невеста выглядела уставшей. Жених видел, что в ее глазах стояли слезы.
Вот тут он уже не смог сдержаться. Он прошептал:
– Осталось совсем немного. Минут пять.
Эти слова он хотел произнести мягким, успокаивающим голосом, но они прозвучали хрипло, почти грубо. Это произошло потому, что он сам переволновался, но откуда ей было знать? Должно быть, сейчас она вспомнила, что ей говорили о нем – что у него строгий характер и что он никогда не смеется. Она покраснела. Поняла, что допустила ошибку, показав ему свою усталость.
Инфанта уставилась в пол, и Филипп понял, что в эту минуту ей очень хотелось вернуться в Лиссабон.
После церемонии начались застолье и многочисленные увеселения.
Когда же нас оставят наедине? – думал Филипп.
Он успел переброситься с ней парой слов – шепотом, потому что не смел говорить о своих чувствах, когда столько людей смотрели на него.
– Мы брат и сестра, – сказал он.
– Да.
– А теперь… еще и супруги.
– Да.
Она боялась ответить что-нибудь не то или не так. Ей говорили, что он очень серьезен и строг. Несмотря на свою молодость – всего на несколько месяцев старше нее, – он уже управлял Испанией. В отсутствие отца, конечно.
Он понял, что она ищет в его словах какой-то скрытый смысл. Ему очень хотелось сказать: «Мне нравится слушать ваш чудесный голос. И смотреть на ваши милые губки…»
Но торопиться не следовало. Впереди у них была целая жизнь.
Затем они танцевали в доме Христобала Хуареса.
– В Испании танцуют не так, как в Португалии, – сказал он.
– Я… я прошу прощения у Вашего Высочества. Я быстро научусь испанским манерам.
Он хотел сказать: «Да, конечно. Но мне нравится португальская манера танцевать. Ведь я люблю вас, моя маленькая Мария Мануэла».
Но он не смел произнести этих слов, и ему казалось, что он никогда не сможет произнести их.
Правда, у него было еще много времени. Он сказал:
– У нас впереди целая жизнь.
И снова увидел, что она испугалась. Неужели ей показалось, что даже в этом замечании был какой-то упрек?
И вот они стали настоящими супругами.
Она уже меньше боялась его. Правда, он не сказал ей всего, что хотел сказать. Ему было слишком неловко. Невозможно, думал он, шестнадцать лет скрывать все свои чувства, а затем в один раз дать им волю. Они были как птицы, которых еще никогда не обучали полету; точнее, им подрезали крылья, чтобы они уже никогда не смогли парить над землей.
Даже, занимаясь с ней любовью, он был стыдлив.
– Не нужно бояться, Мария Мануэла, – говорил он ей. – Это… это необходимо сделать. От нас только этого и ждут.
Казалось, она была благодарна ему за его мягкость, хотя и ожидала чего-то иного. Слишком уж много ей рассказывали о нем. Когда она плакала и просила отвезти ее обратно в Лиссабон, ей сказали: «Вот увидите, он окажется добрым и ласковым. Он холоден и строг, но уж грубым-то никогда не бывает».
Порой она была готова смеяться – в его отсутствие, правда. Ей нравилось лежать на удобной кушетке, угощаться лакомствами и слушать, как служанки говорят об их доме в Лиссабоне; нравилось смотреть на карликов; нравилось, что индийские рабы объясняются друг с другом на своем непонятном языке. Все это забавляло ее.
Но когда появлялся Филипп, принимала смиренный и покорный вид, хотя и не дрожала, как в первый раз, когда он ласкал ее. Она немного выросла и располнела.
Однажды он сказал, предварительно отрепетировав свою речь перед зеркалом:
– Не каждый принц может благословить судьбу за то, что полюбил супругу, которую выбрали для него.
Она по-детски улыбнулась, подарив ему несколько секунд поистине райского наслаждения. Обняв ее за талию, он добавил:
– И уж тем более не всякая принцесса любит принца, за которого ее выдали замуж.
Она с такой благодарностью посмотрела на него, что ему захотелось продолжить этот приятный разговор.
