Погруженный в такие размышления, Карл сидел у окна Аугсбургского дворца, как вдруг увидел очаровательную девушку, прогуливавшуюся внизу. Ее густые белокурые волосы роскошными волнами ниспадали на плечи. Судя по наряду, она была дочерью какого-нибудь бюргера.
Ее молодость и красота восхитили Карла. Он оценивающе посмотрел на ее юбку, обрисовавшую стройные, длинные ноги; успел разглядеть безукоризненно очерченный профиль лица и точеные белые руки. Затем она скрылась из виду.
Карл уже не думал ни о своем сыне, ни о прожитых годах. Внезапно он почувствовал себя, как в молодости, – полным сил и желаний. Карл шумно выдохнул. Стройная блондинка все еще стояла перед его глазами.
Вскоре он снова увидел ее, а еще позже обнаружил, что она каждый день в одно и то же время прогуливалась перед дворцом. Она по-настоящему заинтересовала его. У него даже появилась мысль переодеться в какой-нибудь более скромный наряд, выйти на улицу и познакомиться с ней, представившись знатным фламандцем или испанцем.
Но при всей своей мечтательности Карл был реалистом. Недавно ему исполнилось сорок девять лет, а этой девушке, вероятно, не было и двадцати. Увы, пожилой мужчина, страдавший от подагры и множества других болезней, не мог загримироваться в молодого любовника.
Нет, думал он, если не положением могущественного императора, то чем же еще я смогу привлечь эту девушку?
И вот, осознав невозможность игры в маскарад, он принял простое решение: послать за ней.
Она пришла, робкая и испуганная. Ее молодость и красота снова восхитили его. Дрожа от страха, она спросила, зачем ее вызвали – может быть, ее отец или мать, или кто-нибудь из родственников совершили какой-то неблаговидный поступок?
Взмахом руки отпустив прислугу, он заговорил с ней мягким, успокаивающим голосом.
– Не бойся, милая. Ни ты, ни твои родители не совершили никакого преступления. Просто я увидел, как ты гуляешь под окнами дворца, и мне захотелось узнать, принадлежит ли такая красавица к числу моих подданных.
Девушка перепугалась еще больше. От страха она, казалось, потеряла дар речи.
– Как тебя зовут? – спросил он. – Ах, да я так растерялся, что забыл предложить тебе место. Садись вот сюда, ближе ко мне, чтобы я мог получше рассмотреть тебя. Ну… так как же тебя зовут?
– Барбара, – пролепетала она. – Барбара Бломберг.
– Ага, стало быть, ты фламандка. Очень хорошо, я буду звать тебя Барбарой.
Она промолчала, и он продолжил:
– Я уже подумывал выйти к тебе переодетым в какого-нибудь знатного фламандца. Затем понял, что уже давно вырос из таких розыгрышей, и решил пригласить тебя к себе. Мне слишком не терпелось повидать тебя вблизи, милая.
В тот раз он не занимался с ней любовью. Его чувства были в смятении. Он очень хотел, чтобы она пришла к нему по собственному желанию.
Последовало еще несколько встреч, и всякий раз он старался не привлекать ее внимания своим пышным двором, вышколенными и нарядными слугами, лоском и обходительностью придворных. Она не ожидала, что император может оказаться таким скромным, обаятельным человеком.
А через некоторое время Карл – сорокадевятилетний мужчина, страдающий подагрой и частыми недомоганиями – понял, что его мимолетное увлечение переросло в серьезное чувство, что он полюбил эту девушку, как не любил никого и никогда, даже в дни своей юности. Что касается Барбары Бломберг, то она, тронутая поначалу скромностью и простотой императора, вскоре полюбила его, хотя и не могла оценить глубины своих чувств, поскольку прежде их не испытывала.
Император был счастлив, когда Барбара стала его любовницей. Это счастье длилось все то время, пока он находился в Аугсбурге; когда Филипп собрался уезжать в Испанию, Карл уже знал, что у Барбары будет ребенок.
Карл блаженствовал. Он не сомневался, что у него родится сын и что этот мальчик будет сочетать в себе добродетели брата и красоту матери.
Окрыленный такими чувствами и мечтами, он с легким сердцем проводил Филиппа в Испанию.
Бархатный сезон в жизни императора сменился осенью, и он чувствовал, что не за горами зима. Снова начались приступы подагры и недомогания. Он уже не мог по-прежнему наслаждаться любовью Барбары. У них родился сын; они назвали его Хуаном. Он обещал вырасти красивым и умным мальчиком, но Карл понимал, что не доживет до того времени, когда смог бы судить, насколько сбылись его надежды.
Германские принцы, объединившись с Генрихом Французским, взбунтовались против императора. Расчетливый Генрих переманил на свою сторону итальянцев, и Карл, столкнувшись с необходимостью вести войну на два фронта, но не имея для этого достаточных сил, ни денег, предвидел неминуемый разгром императорских войск.
Он назначил себя главнокомандующим своих армий, но время уже ушло, а он был слишком стар для решительных действий. Поражения следовали одно за другим, и вскоре пришлось согласиться на перемирие, условия которого диктовали германцы. Французы тоже не упустили своего: в частности, герцог де Гиз выбил императорские войска из Меца.
Разбитый и униженный, он не видел возможности вернуть потерянное.
Он знал, что лишился большей части тех владений, которые намеревался завещать Филиппу, и что его сын, скорее всего, станет не более, чем королем Испании.
Не потому ли все это случилось, что он состарился и уже не мог противостоять своим соседям?
Он попытался собрать деньги, но испанцы вовсе не желали возвращения его зарубежных доминионов. Они хотели, чтобы их король был королем Испании, чтобы он все время оставался со своим народом и занимался внутренней политикой, а не тратил казну на бесконечные вояжи и военные походы.
В конце концов Карл устал настолько, что уже не желал ни продолжения военных действий, ни любви Барбары, а хотел только удалиться в какой-нибудь монастырь, чтобы там замаливать грехи и готовиться к переходу в лучший из миров, не вспоминая о заботах этого.
Вернувшись в Испанию, Филипп возобновил связь с Изабеллой. Он признался ей в совершенной измене – не то, чтобы чувствовал в этом свой долг перед ней, а просто знал, что Изабелла так или иначе услышит о его ребенке, оставшемся в Брюсселе.
Он был с ней по-прежнему добр и предусмотрителен, но от внимания Изабеллы не укрылась перемена в его поведении. Общение с искушенной в любви фламандкой не прошло для него бесследно. Вскоре при дворе стали упоминать имя доньи Екатерины Леньес – очень красивой и знатной женщины, – когда разговор заходил о Филиппе.
Считалось вполне естественным, что у принца должно быть по меньшей мере две любовницы. В таком случае Изабелле отводилась роль хозяйки домашнего очага, у которого он мог бы спокойно проводить хоть целые годы своей холостяцкой жизни, а Екатерине полагалось доставлять ему более эротические удовольствия.
Вся Испания торжественно отмечала возвращение Филиппа. Где бы он ни появился, на улицах его всюду сопровождала толпа ликующего народа. Горожане громкими криками выражали свои чувства. Из-за границы приходят дурные вести? Не беда! Главное, что принц снова оказался дома.
