Пожалуй, только Рай понимал истинное положение дел. Оставаясь с Филиппом наедине, он поздравлял его с хорошо сыгранной ролью.
Когда Филипп раздал всем англичанам дорогие подарки, кавалькада снова тронулась в путь. До Коруньи оставалось всего тридцать миль.
На побережье их ждало незабываемое зрелище. В заливе стояла целая армада военных кораблей, которым предстояло сопровождать Филиппа и защищать его в случае встречи с французским флотом. Такая встреча была вполне вероятной, поскольку король Франции уже не раз пытался воспрепятствовать поездке Филиппа в Англию, на трон которой он хотел посадить свою невестку, шотландскую королеву Марию Стюарт.
При виде кораблей никто не обрадовался больше, чем Карлос. Разглядывая их черные корпуса и разноцветные вымпелы, он думал примерно так: Филипп отправляется в опасное плавание. Может быть, Богу и святым будет угодно, чтобы он никогда не вернулся домой.
Прямо по курсу вырастали очертания Саутгемптона.
Филипп стоял на палубе и смотрел на землю, которую должен был завоевать без единого выстрела, всего лишь вступив в брак с ее королевой, подарив ей сына и изменив свой характер в угоду ее жителям.
Рядом с ним стояли самые знатные испанские придворные, сопровождавшие его в этой миссии, – проницательный и спокойный, всегда готовый придти на помощь Рай Гомес, прославленный воин и опытный дипломат герцог Альба, элегантный граф Ферийский, Эгмонт и другие.
Наконец к борту пристала лодка. В ней были королевский адмирал лорд Ховард, лорды Шрусбери, Эрандель и Дерби. С ними на палубу поднялся и сэр Джон Уильямс.
Филипп был одет в парчу и бархат. На груди висела массивная золотая цепь, а камзол украшали разноцветные драгоценные камни. Он держался раскованно, но величаво. В своем роскошном наряде он казался друзьям совсем другим человеком – не тем, к которому они привыкли за столько лет службы испанскому правящему дому.
Обратившись к англичанам на латыни, он извинился за незнание их языка. Его манеры были так утонченны и обходительны, что придворные королевы Марии не могли скрыть удовольствия от встречи с их гостем.
И вот к кораблю пристала барка, от носа до кормы убранная золотистым атласом и управляемая командой в бело-зеленой форме, расцветке королевского дома Тюдоров. Она доставила Филиппа на английский берег, где граф Эрандель попросил его принять участие в небольшой церемонии, устроенной по приказу королевы. Прочитав ее послание, он преподнес Филиппу орден Подвязки.
Затем все направились в большой особняк, приготовленный для испанского принца и его свиты. И вновь Филипп приятно удивил лордов, выразив желание выпить пива за здоровье английской королевы.
Он выпил его так, будто это был не горький, непривычный на вкус напиток, а настоящее испанское вино, – причмокнул губами и сказал, что еще никогда не пробовал такого божественного нектара.
Англичане были в замешательстве. Им-то говорили, что к королеве приедет какой-то угрюмый напыщенный принц, – а разве таким оказался жених великой Марии Тюдор? Очевидно, их хотели ввести в заблуждение. Нет, с этим добрым малым вполне можно иметь дело, решили англичане.
Лишь оставшись наедине с Раем Гомесом, Филипп позволил себе расслабиться. На его лице снова появилось замкнутое выражение – может быть, даже более мрачное, чем обычно.
– Ваше Высочество, – сказал Рай, – ваш отец будет гордиться вами. Сегодня вы предстали перед этими варварами человеком, которого они полюбят. Вы были, как один из них, Ваше Высочество. Я считаю, эта роль удалась вам на славу.
Филипп задумчиво посмотрел в окно.
– Знаешь, Рай, – вздохнул он, – иногда я и сам не могу понять, к какому сорту людей отношусь. Ведь я благоразумен и рассудителен, не так ли? И все-таки, возможно, во мне есть что-то от варвара, каким я сегодня показался им. Но настоящее испытание еще впереди. О, счастливчик Рай! Скоро ты сполна насладишься красотой твоей Анны!
Рай пожал плечами и усмехнулся.
– Может быть, к тому времени от ее красоты ничего не останется. Это будет неудивительно, ведь она уже лишилась одного глаза, когда фехтовала с пажем.
– Все равно, Рай, она – самая прекрасная девушка во всей Испании. И, могу поклясться, самая строптивая. Да, с Анной тебе тоже предстоят немалые испытания. Но все-таки они не идут ни в какое сравнение с моими. Послушай, Рай… когда будешь с Анной… думай, пожалуйста, обо мне… о том, каково мне с Марией. Почаще вспоминай меня – а то, боюсь, я не справлюсь со своими обязанностями.
– Ваше Величество не справится со своими обязанностями? Это так же невозможно, как представить, что солнце восходит на западе.
– И все же молись за меня, Рай. В этой чужой стране твои молитвы очень пригодятся мне.
Через день Филипп покинул Саутгемптон.
Стоял июль, но Филипп замерзал от пронизывающей, как ему казалось, стужи. На нем был черный бархатный плащ, сверкавший целой россыпью крупных бриллиантов. Белый атлас его камзола и панталонов украшали золотой и серебряный орнамент. Готовясь к поездке, он никак не думал, что в пути их застигнет этот промозглый дождь.
Ему пришлось надеть поверх плаща длиннополую накидку на красном войлоке, но через несколько минут тот, казалось, насквозь промок. Вдоль дороги стояли люди, с любопытством рассматривавшие его. Их манеры возмущали Филиппа. Многие показывали пальцем и даже покатывались со смеху, значение которого он вскоре понял: они смеялись над чужеземцами, испугавшимися дождевых капель.
В Винчестере они остановились, чтобы переодеться в сухую одежду. Здесь епископы устроили Филиппу торжественный прием в кафедральном соборе. Фаворит королевы епископ Гардинер принял его, как некого Моисея, пришедшего, чтобы повести англичан к обетованной земле.
Филиппа и его свиту пригласили в дом декана, настоятеля собора.
– Наша королева почитает утонченность и целомудрие, – объяснил декан. – Она считает, что до свершения брачной церемонии вам не следует останавливаться под одной крышей с ней.
Филипп добродушной улыбкой показал, что одобряет утонченность королевы. Затем сказал, что очень рад гостеприимству декана.
– Ее Величество проведет несколько ночей во дворце епископа Гардинера, что возле деканата.
– Видимо, Ее Величество обладает также изысканным вкусом, – ослепительно улыбнулся Филипп.
В деканате для Филиппа и его свиты было приготовлено застолье.
Они еще раз переменили одежду, но их комнаты оказались такими сырыми, что, несмотря на время года, все до единого дрожали от холода. Снисходительные улыбки англичан также не прибавляли комфорта. Но больше всего их беспокоила перемена в поведении Филиппа. Где его былая величавость? Где чувство собственного достоинства? – спрашивали испанцы. Сколько еще будет он метать бисер перед свиньями? Эти англичане не имеют никакого представления о хороших манерах. Они невежественны и бесцеремонны. Когда во время пребывания в Саутгемптоне они вместе с Филиппом присутствовали на службе в церкви, вошел какой-то человек и сказал, что на площади собралась толпа, желавшая посмотреть на испанского принца. А Филипп и не возражал – сейчас он, казалось, был готов делать все, лишь бы угодить этим варварам. Выйдя из церкви, он одолжил у одного из англичан плащ и шляпу, и горожане дружно рукоплескали, видя его в этих лохмотьях.
